— Я, собственно…
Долли фыркнула и сунула Дейзи цветы.
— Говоря короче, я теперь миссис Ричардс.
— Долли! Клифф! Поздравляем, но почему вы не позвонили…
— Собственно, это еще не совсем решенное дело. Формально я девица, а Клифф — завидный жених, но месяц назад он переехал ко мне, а неделю назад увез меня к себе.
— Как у вас непросто!
— Нет, у нас просто. Это у Мэг непросто. Она рассталась с очередной любовью всей жизни и нуждалась в смене обстановки. Я просто отдала ей на время свою квартиру, потому что Клиффова квартира… для нее будет жирновато.
— А Сью?
— Ждет третьего. Все так же мила, добра и исполнительна. Я ее сосватала одному воротиле большого бизнеса, а он так потрясен ею, что даже глазом не моргнул, узнав о беременности. Говорит, мне все равно. Дождусь, говорит, когда вы сами вернетесь на работу.
Так, за разговорами, доехали до офиса мистера Бленчли, и вскоре их пригласили в кабинет.
Морис смотрел в окно. Выглядел он отвратительно — небритый, с красными глазам, набрякшими веками. Видно было, что выпивать он стал гораздо чаще и больше.
Урсула не изменилась, что, в общем-то, никого не удивило. В ближайшие тридцать лет изменения ей не грозили.
Мистер Бленчли и мистер Гамбс поприветствовали собравшихся и начали процедуру расторжения брака. Через несколько минут Дейзи стала свободной женщиной, и Гас расцеловал ее в обе щеки, заставив Мориса передернуться от ярости.
Урсула встала и направилась к двери, Морис потащился следом, когда негромкий, но звучный голос мистера Бленчли пригвоздил их к полу.
— …Кстати, мисс Сэнд, позвольте поздравить вас с получением наследства.
— Что за наследство, мистер Бленчли?
— Ваш отец решил окончательно удалиться от дел. Он не хочет возвращаться в Америку, но ему жаль пускать любимый и успешный бизнес с молотка, так что теперь «ДомАнтик Сэнда» принадлежит вам, Дейзи. Это полмиллиона чистого дохода в год, да еще и непрерывная игра на повышение — ведь вашему отцу принадлежит контрольный пакет акций в Кимберли.
От двери послышался сдавленный вой. Дейзи обернулась. Морис смотрел на нее с такой ненавистью, что ей стало страшновато, но в этот момент Гас Уиллис спокойно встал между ней и Морисом Эшкрофтом.
— В твоем положении, дорогая, надо смотреть только на хороших людей.
Через неделю они вернулись в Абитиби. Бленчли уговаривал Дейзи остаться, но она твердо заявила о своем намерении рожать в Канаде.
— Я вернусь, дядя Бленчли, но вернусь весной. К тому времени решится вопрос с домом, и вообще… Мне еще надо съездить в Калифорнию.
— Хорошо, коза. Но если вы с молодым Уиллисом зажмете свадьбу, я вас затаскаю по судам.
К весне, которая пришла в Абитиби в конце марта, живот Дейзи Сэнд зажил своей отдельной и самостоятельной жизнью.
Во-первых, он был сильно больше своей хозяйки. Во-вторых, время от времени он принимался скакать из стороны в сторону, двигаться и изменять очертания. Маленькая галактика давно превратилась в большую солнечную систему и грозила со дня на день произвести взрыв сверхновой…
Дейзи печально смотрела на Гаса, который нагнулся над кустиком зеленой травы.
— Смотри, Дейзи, первая травка…
— Издеваешься? Я не могу смотреть на травку. Я могу смотреть только далеко вперед или в зеркало. Во всех остальных случаях мне видно только мой живот.
— Это и мой живот… немножечко.
— Гас, я боюсь.
— Храбрые Зайцы не боятся.
— Какой я теперь Заяц. Я — Слон.
— Ты Временный Слон. Скоро ты будешь Маленькой Храброй Зайчихой, которая родила Зайчонка…
— Хитрому Лису. Вот такая у них загадочная семейка! Ох! Что-то она сегодня разошлась.
— Прости, но у нас мальчик.
— Доктор Куин говорит, девочка.
— А доктор Верле разглядел на УЗИ мальчика, и я с ним согласен.
— Гас, не раздражай меня, я не могу злиться… не могу, потому что… потому что…
— Что? Что, Дейзи?!
— Потому… что… я сейчас… лопну…
Через полчаса во двор больницы влетела машина, за рулем которой маячил совершенно безумного вида молодой человек с темными встрепанными волосами и горящими глазами. Он немного пометался по двору, мешая окружающим выполнять свою работу, а потом затих, обессиленный, на лавочке.
Прошло четыре часа. Солнце начало клониться к закату.
Из здания больницы вышла доктор Куин. Она устало улыбнулась молодому человеку и произнесла:
— Приятно сознавать, что победила дружба.
— Что, доктор? У меня… сын?
— У вас сын и дочь, Гас. Близнецы, храни их Господь. Оба толстые и благодушные. Оба черненькие и смуглые. Это я говорю на тот случай, если…
— Не надо, доктор. Это мои дети. Потому они и черненькие. А потом еще — вот увидите — у них будут карие глаза. И они полюбят Шекспира.
12
Заключительная, в которой сходятся все дороги, раздаются все долги и решаются все проблемы, а также встречаются после долгой разлуки, опять клянутся в вечной любви и на этот раз выполняют обещание
Солнце заливало Золотую Долину. Пчелы томно гудели над громадными левкоями, и жидкое марево струилось над идиллической дорожкой, вымощенной желтым кирпичом.
На резной скамеечке сидела старушка в белом сарафане и панамке. Руки у старушки непрерывно двигались, потому что она вязала. Иногда она смахивала со лба пот.
Вязала старушка шерстяные носки до колен, и даже смотреть на нее было жарко.
Калифорния плавилась под солнечными лучами уже вторую неделю. Апрель выдался такой, что впору называть его июлем. Старушка с носками была единственной отчаянной головой из числа обитателей небольшого частного пансионата для пожилых людей, рискнувшей выбраться на открытый воздух. Остальные прятались под кондиционерами.
Впрочем, нет. Старушка в очередной раз смахнула пот и прищурилась, глядя на золотое марево над дорогой из желтого кирпича.
Марево заколебалось сильнее, потом в горячем воздухе отразилось нечто вроде небольшого и неполноценного миража, а потом из-за пригорка показалась удивительная фигура.
Рыжие крутые кудри были стянуты лиловой лентой. Лиловый же брючный костюм из шифона развевался вокруг изрядно сгорбленной и перекошенной фигурки. Большая соломенная шляпа была залихватски сдвинута на затылок. В руках удивительная старушка, похожая на ведьму из сказки, сжимала мощную старинную трость, украшенную серебром.
Старушка с носками приветливо помахала лиловой ведьме вязанием.
— Опять гуляли по жаре? И как вы не боитесь солнца, Элли.
