Безумный Сэл вошел в дом священника. Литтел остановился у таксофона и набрал номер Хелен.
Она подняла трубку на втором же гудке:
— Алло?
— Это я, Хелен.
— А что это за шум?
— Ветер. Я звоню из телефонной будки.
— То есть — ты на улице?
— Ну да. Ты занимаешься?
— Ага, изучаю гражданские правонарушения, так что даже рада, что могу отвлечься. Кстати, звонила Сьюзен.
— О черт. И что сказала?
— Сказала, что я уже совершеннолетняя, а ты свободный белый мужчина сорока пяти лет. И еще — что подождет, сколько мы продержимся, прежде чем рассказать своей матери. Уорд, ты придешь вечером?
Вышел Безумный Сэл — и поскользнулся на ступеньках. Священник помог ему подняться и помахал на прощание.
Литтел снял перчатки и подышал на ладони:
— Я зайду, но позже. Сперва мне нужно посмотреть одно представление.
— Ты говоришь загадками. Как будто мистер Гувер ежесекундно заглядывает тебе через плечо. Вот Кемпер рассказывает дочери обо всех своих делах.
Литтел рассмеялся:
— Хочу, чтобы ты проанализировала оговорку по Фрейду, которую ты только что сделала.
Хелен завопила:
— Черт побери, а ведь ты прав!
Мимо прошел негритянский мальчишка. Безумный Сэл припустил за ним.
Литтел сказал:
— Мне пора.
— Заходи позже.
— Обязательно.
Безумный Сэл все гнался за мальчишкой. Но из-за сугробов и низеньких теннисных тапочек поспевать за ним ему было все трудней.
На лестнице у входа в «Элькс-холл» царило сущее столпотворение. Проникнуть в клуб, не будучи членом профсоюза, было делом рискованным: у дверей стояли двое, по виду — сущие головорезы, и проверяли профсоюзные билеты.
У входа образовалась очередь из мужчин с сумками бутылок и упаковками пива. У всех у них к пальто были приколоты жетоны профсоюза водителей грузовиков — примерно такого же размера, что бляхи Бюро.
В этот момент ступеньки атаковала новая порция желающих зайти. Литтел поднял вверх свой жетон ФБР и протолкнулся в середину. Толпа внесла его внутрь.
Пальто принимала блондинка в трусиках-полоске и стразах. Вдоль стен фойе выстроились нелегальные игровые автоматы. Каждая попытка была выигрышной — члены профсоюза выгребали монету и издавали торжествующие вопли.
Литтел сунул жетон в карман. Толпа увлекла его за собой в большой зал.
Вокруг небольшой эстрады стояли карточные столы. На каждом красовались бутылки виски, бумажные стаканчики и ведерки со льдом.
Стриптизерши раздавали сигары. Немного чаевых — и можно было сколько хочешь ласкать красоток.
Литтел занял столик возле самой сцены. Какая-то рыженькая девица, совершенно голая, ловко уворачивалась от рук — от стопок купюр на ее трусиках не выдержала резинка.
Свет погас. Сцену осветил круг прожектора. Литтел быстро сделал себе порцию виски со льдом.
За его столик уселись еще трое. Совершенно незнакомые люди похлопали его по спине.
На сцену взошел Ленни Сэндс, помахивая шнуром от микрофона, точь-в-точь как это делал Синатра. Ленни изображал Синатру — с точностью до кудрявой челки и голоса:
— Отвезите меня на Луну — в вашей тачке с форсированным движком! Я лично покрашу задницы управляющим, да, прокатите меня с ветерком! Иными словами, члены профсоюза водителей грузовиков — лучшие!
Аудитория разразилась гиканьем и одобрительными воплями. Какой-то мужик подхватил стриптизершу и заставил ее танцевать с ним полупристойный танец.
Ленни Сэндс раскланялся:
— Спасибо, спасибо, спасибо! И — чин-чин, дорогие мои члены совета международного профсоюза водителей грузовиков северного Иллинойса!
Толпа зааплодировала. Стриптизерша принесла и поставила на стол сменное ведерко со льдом — ее обнаженная грудь угодила прямо в физиономию Литтелу.
Ленни сказал:
— Здесь очень жарко, не находите?
На сцену вскочила стриптизерша и сунула ему в штаны кубики льда. Аудитория так и взвыла; сосед Литтела по столику завизжал и выплюнул свой бурбон.
Ленни изобразил на лице гримасу неземного наслаждения. Ленни затряс штанину — и тряс до тех пор, пока все кубики льда не выкатились на пол.
Присутствующие засвистели, завизжали и заколотили кулаками по столам…
Стриптизерша нырнула за кулисы. Ленни заговорил с бостонским акцентом — так говорил бы Бобби Кеннеди, если б у того было сопрано.
— А теперь слушайте меня, мистер Хоффа! Перестаньте водиться с противными гангстерами и нехорошими водителями грузовиков и сдайте всех ваших друзей, иначе я все папе расскажу!
Зал гудел. Зал ревел. От топота множества ног пол ходил ходуном.
— Мистер Хоффа, вы противный и нехороший дядька! Прекратите попытки принять в свой профсоюз моих шестерых детей, иначе я все расскажу папочке и старшему брату! Будьте умницей, или я попрошу папу купить ваш профсоюз и сделать всех ваших противных водителей прислугой в нашем фамильном поместье «Хайеннис Порт»!
Зал взревел. Литтела затошнило; у него закружилась голова, и ему стало жарко.
Ленни жеманничал. Ленни кокетничал. Ленни УДЕЛЫВАЛ Роберта Ф. Кеннеди, извращенца и общественного деятеля.
— Мистер Хоффа, сию же минуту прекратите торговаться!
— Мистер Хоффа, прекратите кричать, — вы испортите мне прическу!
— Мистер Хоффа, будьте У-У-УМНИЦЕЙ!
Ленни выжал зал досуха. Ленни перевернул его — от подвала до крыши.
— Мистер Хоффа, вы ТА-А-АКОЙ наглец!
— Мистер Хоффа, прекратите царапаться — вы мне чулки порвете!
— Мистер Хоффа, вы и ваши водители грузовиков ТА-А-АКИЕ секси! И Маклеллановский комитет и я так РАЗВОЛНОВАЛИСЬ!
Ленни продолжал сыпать шутками. Три порции виски спустя Литтел кое-что заметил: он ни разу не подшутил над Джоном Кеннеди. Кемпер называл это «дихотомия Бобби/Джека»: если тебе нравился один из братьев, то ты непременно испытывал антипатию ко второму.
— Мистер Хоффа, не путайте меня фактами!
— Мистер Хоффа, если вы не перестанете меня ругать, я ни за что не расскажу вашей жене, где я сделал прическу!
«Элькс-холл» раскалился добела. Из открытых окон доносился свежий воздух. Лед для напитков кончился — стриптизерши принялись наполнять ведерки свежевыпавшим снегом.
К сидящим за столиками стали подсаживаться мафиози. Литтел тут же стал узнавать персонажей с фотографий из досье:
