Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
Сначала зятю не поверили. Как-то плохо вязалось в сознании Игоря Матвеевича и областного прокурора, что двое почтенных людей, известных в городе своей законопослушностью и принципиальностью в деле соблюдения законности, могли пойти на мало объяснимый шаг. Вскоре и Лукин, и Салахов, убедившись все-таки в том, что Струге и Пащенко «там были», поняли и то, что убедить следствие и общественность в том, что заместитель областного прокурора и федеральный судья похитили законопослушного гражданина и пугали его в подвале прокурорского дома обрезком металлической трубы, – дело бесперспективное. Скорее все уверуют в то, что не в порядке с головой у самого законопослушного гражданина. Тем более судимого за мошенничество, тем более уже дважды задержанного УБОП по подозрению в членстве в организованном преступном сообществе. Поразмыслив, Салахов решил, что такой анонс предстоящего процесса по делу о защите чести и достоинства его зятя (который уже был запланирован и даже завершен) ему ни к чему. На памяти был случай с одним из председателей районных судов, сына которого сначала задержали, а потом осудили за разбой. Судья решил взбить пену и доказать обратное. Все закончилось в Москве, где ему и предложили перейти на работу, не связанную со знанием и применением законов. Сейчас он трудится адвокатом и уже дважды появлялся в процессах Струге, где оба раза процессы проиграл.
Это начинание – разглаживание поднявшейся пены – поддержал и Лукин. Еще недавно его младшую дочь, наркоманку, в очередной раз «отмазали» от возбуждения уголовного дела, а брата всего пять лет назад отвела от реального срока за непреднамеренное убийство все та же Качалкина Лидия Никаноровна. Поэтому никто и не удивляется тому, почему эта женщина с голубыми волосами и сержантским взглядом на окружающий мир работает председателем районного суда. И стул под ней если и качается, то, как говорят сейсмологи, это не должно вызывать разрушительных последствий и паники.
За что кукушка хвалит петуха? За то, что хвалит он кукушку. Генка, этот простой парень из трудовой семьи, где знали цену каждой копейке, был, как обычно, честен и принципиален. Именно таким знают его все кавказцы, платящие ему дань на Центральном рынке. Молодой человек, который ради зарабатывания этой копейки на халяву не останавливался ни перед чем, слово в слово повторил следователю историю, рассказанную в подвале его другом. Слово в слово, что не оставляло сомнения в существе фабулы, только наоборот. Это его едва не вырвало, и это его спутник, а не он стрелял в Севостьянинова. И это он совершенно не понимал, зачем Кургузова держат на даче. Единственный, кто, по его мнению, знал и понимал, был молодой человек, захваченный в плен неподалеку от стадиона «Океан». То бишь его друг, отпущенный под подписку о невыезде.
А что же тот? Как и водится в таких случаях, молодой человек был немедленно отправлен в дорогостоящий санаторий на девяносто восьмом километре Терновского шоссе. Туда, где Терна впадает в Обь и где, наблюдая за закатом солнца под гладь умиротворенной реки, хочется умереть.
И уже на второй день с ним произошла какая-то ерунда. Не успел он пройти качественное обследование для определения размера морального ущерба, причиненного незаконными действиями областной прокуратуры, как на самом деле умер.
Ни с того ни с сего. Лежал в солярии в черных очках, пронизывал ультрафиолетом ослабшие от оскорблений правоохранительных органов органы, как вдруг к нему подошел некто. Сначала некто четыре раза ударил его крышкой солярия, потом, когда потрясенный молодой человек ослаб, вынул шприц и загнал ему в шейную вену какую-то пакость. Пакость растворилась (что неудивительно, ибо лучше героина в крови растворяется лишь физиологический раствор), и «джипер» отдал концы.
Узнав о трагедии, Генка, который весь день требовал немедленно освободить его от незаконных посягательств на его свободу, вдруг сник и требовать перестал. Более того, стал что-то мямлить о возможности давать показания, но только в случае, если ему будут предоставлены исчерпывающие доказательства гарантии сохранения жизни. Первым шагом навстречу он был готов признать решение следователя о подготовке документов в суд для его последующего ареста и оставления в СИЗО города Тернова, где он и находится сейчас. Удивительно, но следователь ему не отказал. Более того, он пошел Генке навстречу. Того свозили в Центральный суд, и судья Левенец арестовал его, ничуть не сомневаясь в законности своих действий. А кто бы стал сомневаться, когда на столе явка с повинной, нацарапанная рукой Генки, в которой он подробно описал чувство гнева Коровякова-отца, когда тот узнал о приговоре судьи Струге.
Вместе с Генкой следователь хотел привезти и самого страдальца, но не смог обнаружить его в Тернове. Как выяснилось, всего за полчаса до приезда прокурорского работника тот был срочно вызван в Москву и теперь, наверное, уже расставлял вещи в СВ-купе поезда Владивосток – Москва.
На фоне этой суеты, различимой лишь тому самому узкому кругу лиц, о котором шла речь в начале главы, спокойными выглядели лишь двое. Судья Струге и человек, который уже более недели пытался остаться с ним наедине. Но у последнего для этого постоянно не хватало возможностей, а у первого – желания. Как бы то ни было, вопрос ныне стоял так: встретятся или не встретятся?
Ответ на него появился лишь на второй день после того, как директора департамента по транспорту администрации города Тернова Коровякова задержали на Казанском вокзале в Москве работники Генпрокуратуры.
Коровяков ехал в Москву не потому, что того требовали обстоятельства в департаменте по транспорту. Он рвался в столицу к человеку, приближенному к администрации одного всемогущего человека. Именно на встречу с ним ставил Коровяков, когда понял, что так удачно созданный план мести за поруганную честь единственного наследника вышел весь без остатка из-за серии мелких, не заметных сразу промахов. Промахи слагались в большую ошибку, ошибка росла, приумножала свое отрицательное значение, и до полного краха оставался какой-то шаг. Коровяков ехал не с пустыми руками. Он хорошо знал человека, к которому за день до отъезда напросился на аудиенцию, а потому сотрудники прокуратуры, задержавшие его при выходе на перрон Казанского вокзала, обнаружили в сумке двести тысяч долларов. Представить слугам закона эту сумму как командировочные было бы глупо изначально, однако директор департамента решился. С некоторых пор он все делал поспешно, необдуманно. Вот и сейчас не повезло. Но все могло бы быть иначе, приедь Коровяков-старший с отступными за сына чуть раньше. Весной, например. Или – в прошлом году. Ну, или в будущем. Ребята из МУРа застопорили бы директора департамента в столице, дождались людей из Терновской прокуратуры, а там…
А так он попал. В самый разгар путины. Одни, увешав весь город фотографиями байкеров, призывали голосовать за Партию мотоциклистов, вторые, насмотревшись «Волка» с Николсоном, по ночам стали коситься друг на друга и выявлять оборотней. Еще не закончились «погоны», как переориентировались на «пиджаки». На одного из таких «пиджаков» оказался похож Коровяков-старший. Уж очень прокурорским из Москвы захотелось узнать о предназначении суммы, находящейся в дорожном кейсе директора департамента мэрии сибирского города. Так заботливый отец попал, как туша на разделку. Сочная вырезка осталась в Москве, быстрые копыта и сжавшийся огузок прокурорские московские передали терновским прокурорским. Московский горсуд – не городской суд Лондона. Тут бред о «политическом заказе» прокатывает крайне редко, и гуманизм к немым фраерам не проявляют. Но из несовершенства судебной системы в России никто секретов и не делает. Потому и идут реформы. Будет у нас завтра лучше, чем в Англии, обязательно будет, но вот вчера Коровяков в Москву приехал зря.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
