Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Срывающимся от понятного волнения голосом говорю хрипло:
– Спасибо, конечно, за долгожданное подношение, однако было бы желательно узнать повод, так сказать, очертить круг подозреваемых…
Слышу в ответ:
– А я замуж выхожу! А кольцо принесла показать-похвастаться…
Ну, то есть сделать то, что ожидает любой дядя, находясь в больнице на безнадежном излечении.
– Я смогу и оценить! – говорю вполне иронично, бодро вправляя в глазницу треснутый монокль и как бы подпрыгивая в нетерпении среди мятых подушек.
– Вот оно!
– Ах, ты ж… – только и успел промолвить я, сжимая в кулаке залог любви. И в конвульсиях несколько задергался. Думаю, что два электрошока перетерплю, а драгметалл может пригодиться.
Потом одумался.
Спрашиваю:
– А чего не по размеру кольцо любовное, залог счастья?
Сам надеюсь при этом, что воздыхатель не просто жулик, а грабит масштабно, караванами берет на таможенных терминалах… И в свете коптящих факелов мечет в толпу невест ценности.
– Ой, дядь, он все магазины обыскал – искал мой размер. Найти-то невозможно на мои пальцы – очень они у меня тонкие…
И руки свои нижегородские ко мне тянет.
Девоньки, девоньки, как вас обмануть легко! Несмотря на высшее образование и наличие персональной автомашины «RAV-4» с салоном из бежевой кожи…
У жены, не иначе, колечко изъял. Вытянул, пользуясь сонной беспомощностью, из рундучка. Такое у меня мнение сложилось.
Но вида не подал. Разметался на постельке в стиле девицы Люверкюр и позволил снести себя в реанимацию.
Сын
Когда меня в молодости подперло безденежье, а судьба, счастливо улыбаясь, вручила мне младенца Вавилония Джоновича, я ушел в море на заработки и отходил два года в Тихом океане в команде, состоявшей главным образом из филиппинцев, а также двух украинцев, семи испанцев и марокканца. Спина вспоминает об этих годах, отданных романтике, постоянно. Но я без упреков: так было надо. Отложил диссертацию и стал выполнять то, что считал долгом. И не всегда было мне при этом хорошо, приятно и ослепительно.
Люди поколения моего отца не задумывались о том, правильно или неправильно надо поступать, а просто делали что могли. Люди моего поколения делали многое от безысходности. Тоже не особо рефлексируя на свой счет. Корить жизнь за это нелепо.
Когда настала пора малышу Вавилонию встать в семейный строй и подсобить, малыш Вавилоний резко занялся критикой общества потребления и отдался поискам. Хотя и не малыш вовсе уже, а вполне себе.
Я же упорно, как дряхлеющая кляча, слушаю упреки людей, симпатизирующих Вавилонию Джоновичу, в моей черствости и жестокости. Мол, я должен, шлепая копытами и тряся отвисшими старческими губами, продолжать весело катать коляску, в которой детство с шариками крутит голову, улыбаясь лучикам солнца. И не дай бог испортить детству его настрой!
У меня нет вопросов к младенцу Вавилонию. У меня вопросы к тем, кто считает, что я что-то обязательно ему должен до гробовой досочки.
Если это справедливый мир, то я пою ему хвалу.
Родовые проклятия
Вчера вечером обедал в ресторане с сыном. Дожил до славного денечка, можно с сыном ходить по трактирам да заказывать по ним разнообразную осетрину.
Поевши осетрины, пили кофе, мужественно и терпеливо глядя на морской закат. Потом разъехались по своим людоедским делам. Сын в красной «мазде» ринулся в пучину чувственных наслаждений, а я, привычно перекинувшись через борт, на грузовике, обнявши некрупного еще, но многообещающего поросенка, вернулся в свое усадебное благополучие. По дороге на свои родные теперь болота, придерживая ногами мешки с химическими удобрениями, улыбался.
Ничто так не сближает родителей и детей, как родовые проклятия. У меня, например, несколько таких есть. Одно из проклятий я успешно передал Георгию Джоновичу.
Суть этого проклятия, наведенного на меня еще при СССР, такова: где бы я ни находился, на какой бы широте-долготе ни искал себе счастья, под аргентинским ли выцветшим небом, на Кот-д’Азюр, в мордовской сыромятной тиши, в Лондоне, в Вене, в Ташкенте, хоть где, короче, если я захожу в питательное заведение, ко мне обязательно подойдет самая неприятная официантка.
Уверен, что такую официантку держат в подсобке специально для меня. Принимают на работу, отводят в клетку и начинают ждать. Кормят изредка, основа рациона – сырое мясо, сопровождаемое показом моих наиболее удачных фото, укрепленных над звенящей миской. Только я на порог, только я сажусь за столик, клетку распахивают и со словами «Вот он, твой звездный миг!» оголодавшую официантку выпускают на меня.
И вот она идет. Взгляд ее пылающ. Руки ниже колен. Она ничего не помнит.
И я тут такой сижу. Какой-то такой уже заранее несчастный, что просто не хочешь, а долбанешь тяжелой папкой меню по темечку.
Школьная форма
Рассмотрел купленную школьную форму неожиданного для меня образца.
Представил в ней и Георгия Джоновича, и Вавилония Джоновича, и прочих Джоновичей, число которых после летнего отдыха устанавливает конная полиция.
Школьная форма эта прекрасна. Не хватает только орхидеи в петлице, котелка, свернутой «Таймс» и двух индусов-камердинеров: Ага-хана и Сукрамбхати. Сукно аглицкой фабрикации. Цвет – уверенно банковский. Гарнитура фантастическая: переплетения змей каких-то на пуговицах. Учиться в такой форме совершенно невозможно. В такой форме возможно только принимать решения об аннексии Трансвааля. И под шампанское рассуждать о котировках «Де Бирс» среди дубовых панелей, модерна, пальм и красивых германских агентов.
Я в своей школьной форме полноценно жил. Она была окопной правдой. По ней все читалось: когда, с кем, гудрон, забор, отчего, кому и известь. Выходишь в форме со стройки, валяешься в снегу, все нипочем. Со второго дня как задница начинала лосниться, так и лоснилась ярко и свято весь учебный год. В этой новой форме – только чинные прогулки по тротуарам на манер старой девы и жеманные темы про вздорожание куртизанок из одиннадцатого.
Чудовищно.
Борода
Мой старший сын Георгий Джонович решил отпустить бороду.
В принципе, этой фразой можно и ограничиться. Но чувства, заставшие меня врасплох, настолько сильны, что ограничиться одной фразой или даже криком не выйдет.
Еще вчера сын пах молоком и теплом мокрых пеленок, был кудряв, лепетал «папа» и показывал на картинке пальцем козлика и ежика, а уже сегодня с бородищей чуть не до пояса и ладонями, в которых моя голова может спрятаться без малейшего остатка. Это заставляет вздыхать.
Вообразите себе мое поселковое утро. Я в расслабленной неге шевелю пальцами ног в бассейне, поедая ледяную черешню. Мысли эдакие туда и неспешно сюда. Поливальная машина уютно шуршит. На туго натянутую колючую проволоку поверх забора села стайка скворцов, электричество им не страшно. Хотя, по идее… Короче, хорошо.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
