Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
Но как тогда объяснить, что родные братья и сестры, если только это не монозиготные близнецы, не бывают абсолютно схожи, заметно различаются своим душевным складом и поведением?
Если принять традиционную точку зрения, то дело тут в особенностях родительского отношения. Однако крайне редко бывает так, чтобы в семье, где ребенок не один, родители подчеркнуто выделяли любимчика и нещадно третировали изгоя.
Конечно, определенные различия в родительском отношении имеют место, но не стоит их преувеличивать – семейная атмосфера все-таки общая, и родители стремятся, вольно или невольно, привить детям одни и те же нормы и ценности, которые сами разделяют. Но их усилия прикладываются к разному «материалу». Любой генетик подтвердит, что генофонд сиблингов далеко не идентичен. Брат может унаследовать серьезность и задумчивость бабушки по материнской линии, а его сестра – бесшабашность дедушки по линии отцовской. Родителям останется лишь развести руками: «Вроде бы воспитываем обоих одинаково…» «А с чего вы взяли, – вопрошает Харрис, – будто это имеет какое-то значение?»
В качестве показательного примера она приводит собственных дочерей, родную и приемную (вторая была удочерена в младенчестве). По утверждению Харрис (в котором, правда, скептики легко могут усомниться), обе девочки росли в одной и той же семейной атмосфере, испытывали одинаковое отношение родителей и формы педагогического влияния. Обеим с малолетства читали одни и те же книжки, обе посещали развивающие студии, секции и кружки. Родная дочка оправдала родительские чаяния – хорошо училась в школе, достойно себя вела, поступила в университет, освоила интересную профессию, создала собственную семью.
С приемной все вышло иначе – училась плохо, в подростковом возрасте связалась с дурной компанией, школу бросила, рано начала выпивать и покуривать, профессии не получила, а о ее личной жизни из приличия лучше вообще промолчать… В чем же дело? «Наверное, не в семейной атмосфере и родительском воспитании, – считает Харрис, – ведь тут различий не было никаких (снова подчеркнем, что на сей счет сомнения все же остаются!)». Девочки, имевшие совершенно разную наследственность, каждая по-своему восприняли родительское влияние, а в итоге стали теми, кем им было предначертано природой.
Еще одна бесспорная, казалось бы, истина касается отрицательного влияния родительского развода на душевный мир ребенка. У Харрис и тут находится лыко в строку. «Что отличает родителей, не способных ужиться друг с другом? – вопрошает она.
Скорее всего, эти люди более, чем благополучные супруги, ранимы и раздражительны, менее толерантны и склонны к компромиссам, слишком обостренно переживают неизбежные жизненные противоречия. Иначе они, уж коли приглянулись друг другу в юности, сумели бы поладить, сохранить душевный комфорт и не доводить до развода. Но не такие они люди. И надо ли удивляться, что дети наследуют их черты? То есть дети разведенных родителей невротичны вовсе не вследствие развода, а по натуре своей. Даже если б их родители остались жить вместе и продолжили мучить друг друга изъянами своего характера, детям от этого нисколько не стало бы лучше». (С этим, кстати, охотно согласятся многие семейные консультанты и терапевты – иная «неполная» семья способна создать ребенку более комфортную психологическую атмосферу, чем конфликтная полная.)
В качестве контраргумента рассуждениям Харрис можно привести еще одно широко известное явление – сироты, страдающие задержками развития и отличающиеся невысоким интеллектом, будучи усыновлены благополучными обеспеченными семьями, нередко демонстрируют быструю компенсацию задержек и заметный рост IQ. Значит, все-таки влияние семьи не следует сбрасывать со счетов? Но и тут Харрис призывает не обольщаться. Данная закономерность выявлена статистически, на достаточно больших выборках.
В каждом частном случае нельзя гарантировать компенсацию задержки и рост интеллекта – в ряде случаев этого вовсе не происходит. (Хуже того, нередки случаи, которые не принято широко обсуждать, когда самые благие намерения родителей в прах разбиваются об ущербную натуру приемного ребенка.) Когда же отрадное явление имеет место, то и тут дело прежде всего в генах.
В неблагоприятной среде хорошие задатки ребенка зачахли бы втуне, приемные родители лишь сумели создать условия для их реализации. В отсутствие задатков все их усилия пошли бы прахом. А одаренный ребенок, даже демонстрировавший отставание на ранних этапах развития, рано или поздно, попав в соответствующую среду, свои задатки проявит – упустив возможности хорошего образования, он вряд ли станет блестящим ученым или мыслителем, зато может найти себя в бизнесе или политике (за наглядными примерами не надо далеко ходить!). Так что роль семейной атмосферы и родительского влияния не стоит совсем игнорировать, но ее, по мнению Харрис, не надо и преувеличивать, ибо она состоит лишь в создании условий для развертывания исходной генетической программы.
Тут не менее, а гораздо более важно, в какую школу попадет ребенок, какие манеры, нормы и ценности позаимствует у товарищей. Впрочем, и в престижной гимназии может вырасти оболтус, а талантливый самородок выбьется и с рабочей окраины.
Признаться, смелые рассуждения американского психолога вызывают противоречивые чувства. Если принять ее слова на веру, выводы следуют не очень оптимистичные. И в практическом плане, если понять ее идеи буквально (а как иначе?), то родителям остается только умыть руки: «Все равно от нас ничего не зависит! И что толку тогда о детях заботиться, пытаться им что-то привить?! И так вырастут теми, кем на роду написано».
А про усыновителей и вовсе говорить нечего – надежды исправить «порченый» генетический материал им не остается никакой. Одна надежда – «вытянуть счастливый билетик» в виде ребенка с хорошими задатками. Может, тогда лучше и вовсе отказаться от этой своеобразной лотереи усыновления, которая сродни русской рулетке?
Вряд ли следует воспринимать заморские идеи в нашей обычной манере подобострастного соглашательства. Скорее следует принять их как вызов, даже провокацию, требующую от нас четкого осмысления и формулировки собственной позиции.
Старшие плохому не научат?
Многочисленные исследования свидетельствуют: положение единственного ребенка в семье имеет как свои преимущества (в первую очередь – монополия на родительское внимание и заботу), так и серьезные недостатки – единственные дети чаще вырастают эгоцентричными, хуже владеют коммуникативными навыками, сильно зависимы от родительских установок (даже протестуя против них, ребенок от них же вынужден и отталкиваться).
В силу этого принято считать, что наличие братьев и сестер в целом благотворно сказывается на формировании личности растущего ребенка – он (она) получает возможность черпать жизненный опыт из общения не только со взрослыми, но и с себе подобными.
Но и эта закономерность не однозначно благотворна. Об этом свидетельствуют данные исследования, предпринятого профессором Сьюзан Эверетт из Лафайет-Колледжа (Пенсильвания, США). Эверетт изучала склонность подростков к опасному поведению, связанному с риском для здоровья, – курению (как «безобидных» сигарет, так и марихуаны), употреблению спиртных напитков, раннему началу половой жизни. Ею подробно проанализированы данные трех общенациональных опросов, проведенных в последнее десятилетие и охвативших несколько десятков тысяч американских школьников. При анализе полученных данных обнаружился интересный феномен – большинство подростков, продемонстрировавших склонность к деструктивному поведению, оказывается, имели старших братьев или сестер. Характерно, что наличие младших сиблингов значимым фактором не выступило.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
