Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
Он навалил для Гертруды на пол подушек, взбил их, потом поманил ее разделить с ним и его людьми трапезу из мяса и бобов, которые надо было брать пальцами со стоящего в центре блюда. Вождь спросил, как ее поездка, и велел Насреддину и еще одному друзу показать ей все местные археологические руины, а потом проводить к следующему месту ее назначения. Перед уходом Гертруда попросила разрешения сделать его фотографию. Как далеко простирается защита верховного шейха, она узнала через несколько недель, услышав, что Яхья-Бег продолжал следить за ее перемещениями, посылая гонцов с вопросами: «Видели ли вы странствующую королеву, консулессу?» Она уже путешествовала с соблюдением стиля, хотя и не столь изощренного, как впоследствии. Скатерть, стаканы, ножи и вилки ее ежедневного обихода были, видимо, позаимствованы в консульстве.
Несомненно, ее привлекали эти вежливые воины: перед тем как их покинуть, Гертруда посетила еще одну деревню, где опять-таки была поражена красотой мужчин. Несколько смущаясь, наверное, при описании этого чувства своим родным, она его выразила очень аккуратно: «Это была группа таких красивых людей, каких только захочешь увидеть. Средний рост – 6 футов 1 дюйм, а средняя внешность – как если бы сделать сочетание Хьюго и тебя, папа».
Гертруда сделала короткую остановку в Дамаске и двинулась к Пальмире в сопровождении еще трех турецких солдат, избегая туристских дорог и совершая выходы в сторону. Ей пришлось закалиться. До сих пор питье мутной воды было для нее табу, но после двух безводных дней пришлось закрыть глаза и пить из луж, где кишели черви и насекомые, стараясь убедить себя, что это лимонад со снегом, что продают на базарах в фарфоровых чашах. Потом: «Сегодня мы купили барашка. Он был очень трогательный, и его судьба ранила меня в самое сердце. Боюсь, что посмотри я на него чуть дольше – было бы как у Байрона с гусем[19], поэтому я быстро от него ушла – а на ужин были восхитительные бараньи котлеты».
Они медленно двигались через пустыню, поднимаясь до рассвета, чтобы облегчить жизнь лошадям. Впереди ехал проводник Ахмед, одетый в белое, рядом с Гертрудой – черные тени трех ее солдат, и позади, позванивая колокольчиком, мулы. Три верблюда шли своим темпом – все они потом сойдутся в лагере. Снова Гертруда была поражена абсолютной тишиной пустыни, более глубокой, чем даже на вершинах: там слышно какое-то эхо падающего льда или камней, здесь же – совсем ничего.
Каждый день она получала новые уроки выживания в пустыне. Оказалось, что солнце может обжечь ноги даже через кожаные сапоги, если их не прикрыть полотнищами ткани. Она познакомилась с миражами – «огромными лужами воды», никогда не уходящими с горизонта, сшила себе спальный мешок из муслина, чтобы защититься ночью от москитов. «Я очень горжусь этим приспособлением, – писала Гертруда домой, – но если арабы совершат на нас газзу [набег], то убегать я буду последней, и это будет очень похоже на бег в мешках».
По-арабски она уже говорила достаточно хорошо, чтобы обсуждать политику пустынь с нотаблями племен, которых все время встречала по пути. Она научилась прикладываться в свою очередь к наргиле, передаваемому по кругу, – кальяну с табаком, марихуаной или опием. Сперва это ей не очень нравилось, как она изо всех сил объясняла родителям, но постепенно выработалась привычка. Однажды Гертруда обнаружила, что мех, который ей продали, течет, и починила его, закрыв дыру камнем и обвязав горловину шнурком. А у себя в дневнике отметила, что надо проверять мехи перед тем, как платить.
День в седле тянулся у нее от десяти до двенадцати часов, и она приучилась читать или спать на ходу. Гертруда садилась боком на седло – рассчитанное на верховую посадку – и отпускала поводья, чтобы держать зонтик, карту или книгу. Когда однажды лошадь вдруг пустилась рысью, Гертруда упала, что вызвало веселье среди солдат. Минуту она сидела на песке, раздумывая, надо ли выразить досаду, но потом запрокинула голову и рассмеялась вместе со всеми. В последние часы этих долгих дней она иногда переходила на чьего-нибудь верблюда.
«Это огромное облегчение – проехав на лошади 8 или 9 часов, ощутить под собой длинные уютные покачивания и широкое мягкое верблюжье седло… На верблюде едешь только с недоуздком, замотанным обычно за луку седла. Прикосновение к шее верблюдицы говорит ей, куда ты хочешь свернуть; чтобы она ехала вперед, достаточно тронуть ее каблуками, но если хочешь, чтобы она села, нужно несильно и часто похлопать ее по шее, приговаривая: «х-х-х-х!» Мягкое большое седло, «шедад», так легко и удобно, что совершенно не устаешь. Качаешься, обедаешь, рассматриваешь ландшафт в подзорную трубу… Моя верблюдица – самая очаровательная из животных».
В письме, которое было получено в Дамаске, Флоренс спрашивает, не бывает ли ей одиноко. Гертруда отвечает, что часто скучает по своим родным, в особенности по отцу, и тут же старается рассеять обиду, которая могла бы после таких слов возникнуть у мачехи:
«Иногда это бывает очень странное ощущение – быть одной в мире, предоставленной самой себе, но в основном я это принимаю как данность… не думаю, что мне бывает одиноко, хотя один человек, которого мне часто хочется видеть, это папа… мне просто хочется сравнить свои впечатления с его. И с тобой мне тоже хочется говорить, но не в шатре с уховертками, тараканами и питьевой водой с илом! Мне кажется, ты не могла бы остаться собой в таких условиях».
По мере подъема в горы ей пришлось сменить муслиновый спальник на широкие брюки, гамаши, две куртки и одеяло. Гертруда спала на земле; в последующих своих путешествиях по пустыне она брала с собой парусиновую раскладную кровать. Ближе к Пальмире движение затруднилось, и дорога стала суше. В последний день экспедиция поднялась в полночь и ехала до рассвета, когда на горизонте появился замок Пальмиры в бледном ложе песка и соли. Над ним клубились облака пыли, и до него оставалось еще пять полных жажды часов. Башни, колонны и огромный храм Ваала были, как решила Гертруда, самым прекрасным, что она увидела после Петры. Двадцать четыре часа она посвятила изучению города, отдала должное всем его стоящим местам и повернула обратно – для разнообразия по туристской дороге.
На пути в Дамаск Гертруда пристала к большому каравану верблюдов, которых вели из Неджда на рынок в город свирепого вида арабы из племени агайл под предводительством своего шейха. Опасаясь набега на пути, они хотели иметь дополнительную защиту в лице трех солдат Гертруды – как свидетелей из турецкой армии, если будет необходимость. Она же, в свою очередь, хотела поговорить с шейхом и узнать побольше о пустынях Неджда, куда когда-нибудь рассчитывала добраться. И еще она уже знала, что в пустыне за услугу платят услугой: очень неплохо, если племя агайл будет у нее в долгу.
На обратном пути Гертруда встретилась с каретой, где сидела пара туристок: приятные англичанки, знакомые по иерусалимскому консульству, обе свежие и опрятные. Эти леди косились на ее грязную одежду и растрепанные волосы, а от ее эскорта хмурых агайлов в патронташах, с ножами и двадцатифутовыми копьями шарахались в страхе. Гертруда же была рада снова увидеть мисс Блаунт и мисс Грив. Она спрыгнула с лошади и вскочила в их карету ради настоящего английского чаепития, с «Эрл Грей» и имбирными пряниками. «Жаль, что я не могу организовать свои путешествия принятым образом, – писала она потом, – но судьба против меня. Все свои планы я строила так, чтобы вернуться из Пальмиры, как положено леди, но увы! – этому не суждено было сбыться».
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
