Когда он вылез из окна, то увидел во дворе какую-то фигуру и сразу понял, кто это. Она одета как и сегодня днем и так же беспокойна.
Оба молчат, покуда он не становится на землю обеими ногами, потом начинают шепотом:
— Нашел?
— Да.
Она берет его под руку и выходит с ним за ограду.
— Пожалуйста, — говорит он.
— Господи, до чего ж тяжелый! — восклицает она. — Я готова поцеловать тебя за это, если ты, конечно, хочешь.
— Нет, слишком уж легко это далось. Ты и сама могла бы справиться.
— Мы забыли закрыть окно.
— Лучше пусть стоит открытым с накинутой скобой. Тогда оно не будет хлопать.
— Ну, значит, все в порядке, — сказала она. — Спасибо, Абель.
Абель:
— А зачем ты приходила?
— Мне тебя стало жалко. Не хотелось, чтобы ты был совсем один. Да еще из-за меня.
— Не понял…
— Ну, если бы кто-нибудь прошел мимо…
Они молча спустились с церковной горки и расстались перед ее дверью.
Но день спустя она пришла в «Приют моряка» и прямиком проследовала в его комнату. Этот визит поверг Абеля в смятение, и он растерянно предложил ей свой единственный стул.
— Ты мне можешь дать взаймы две тысячи крон? — спросила она.
Абель даже рот разинул:
— Что? Да, да, с удовольствием.
— Дашь? — воскликнула она и шлепнулась на стул.
Ольга была очень возбуждена, но на сей раз не накрасилась и потому выглядела привлекательно. На запястье у нее был браслет, она им позвякивала и вообще выставляла напоказ. Откуда такое беспокойство? Она встала и снова села, без всякой нужды протянула ему руку, смеялась и вздыхала. Нервы. Истерия. Речь у нее тоже была сбивчивая.
— Мне очень стыдно. Понимаешь, я уже давно это знала, а у него денег не было. Виновата во всем я, и, стало быть, мне искать выход. Я пошла к Фредриксену. Это было вчера. Нет, сказал он. Я сходила к Фредриксену и ушла ни с чем. Нет, потому что он перекупил долю моего отца в «Воробье» и теперь у него ничего нет. Конечно, это враки, но у него ничего больше нет. А вчера я встретила тебя и подумала про кой-какие кольца и про браслет, но этого, к сожалению, мало. А виновата во всем я. Мне до того стыдно, один Бог знает, как мне стыдно. Вот я пришла, я рискнула попросить тебя…
Абель:
— А чего вы боитесь?
— Ревизии. Касса у него при конторе. Но во всем виновата я, он ни разу не сказал мне: нет. Я стала бедная, отец стал бедный, и мы брали деньги из кассы. В тот раз недостачу удалось покрыть. Не самым красивым образом, я просто заложила кое-что у одного знакомого, но этого я не очень стыжусь, по-настоящему мне стало стыдно только сейчас…
— Успокойся, Ольга! Когда должна быть ревизия?
— Сейчас. В любую минуту. Фредриксен не захотел, он лежал в постели, он больной. Я никогда ничего подобного не слышала, ему скоро умирать, а он все равно не соглашается. Я его просила-просила — нет. В тот раз удалось покрыть, но мы опять взяли деньги из кассы. Вот я и подумала про кольца и браслет и тому подобное, но, как мне сказали, это на много не потянет. Они поглядели, но ничего не захотели дать под них. Вообще-то я не собираюсь их продавать, сказала я, не в том дело. Но дело конечно же в том.
— Сколько тебе нужно на все про все? Только успокойся.
— Он говорит, что две тысячи.
— А стоит ли из-за двух тысяч так заводиться?
— Неужели не стоит? О, Абель, Бог тебя благослови!
— Ты подождешь здесь или пойдешь со мной?
— Пойду с тобой. Нет, подожду здесь. Ты надолго? Ну, конечно, я подожду здесь. Чтоб не мешать. Я пока прилягу, — сказала она, бросив взгляд на кровать. — Пока прилягу. Можно, я прилягу? — Она сняла пальто.
— Как ты разволновалась!
— Понимаешь, он мог бы этого и не пережить, и вся вина осталась бы на мне. Я к нему очень хорошо отношусь, я его люблю и хочу ему помочь, чем только смогу, но закладывать себя я больше не хотела бы. Он не говорит, что во всем виновата я, но, конечно, это так. Он слишком порядочный, чтобы сделать что-нибудь недостойное, слишком хороший человек, без единого пятнышка. Помощник судьи, его отец умер бы, мать сошла бы в могилу, сестры — у них вся семья такая. Сам-то он ничего не говорит, сидит у себя в конторе и работает сегодня, как всегда, хотя над ним навис приговор, — и ни слова. По сути дела, совесть у него чиста, во всем виновата я. С самого начала и все время. Я слишком дорого ему стоила: покупала все, что ни увижу, все, на что я указывала пальцем, мне предоставляли, денег не считали, одежда по последней моде, винный погребок, три месяца верховая лошадь… Извини, Абель, я немножко прилягу. Вот, так хорошо. Ты смеешься?
— Да, но я не скажу тебе почему.
— Надо мной?
— Да, ты уж извини. Ты воображаешь, будто тебя поставили на колени, и при этом не забываешь изображать из себя великую разорительницу. Ты говоришь: последняя мода, погребок, лошадь. Да все твои побрякушки не стоят и двух тысяч.
— Ты прав, Абель. Не щади меня.
— Нет. Все дело в том, что ты сама себя заводишь. И все преувеличиваешь. Ты говоришь, он не переживет — еще как переживет! Но отчаяние твое вполне искренне, тебе кажется, что это не шутка, твой муж, которого ты любишь, попал в беду. Вот если бы ты могла относиться ко всему не так серьезно. Например, как я.
Абель надел шляпу и кивнул.
— Ты уже идешь?
Она вскакивает с постели и восклицает:
— Я тоже хочу с тобой! Я тебя одного не пущу. Не то они подумают, что это опять на дом для Лили, или как ее там зовут. Пусть все видят, что это для меня. Ах, до чего я дошла…
— Успокойся, Ольга! Хочешь, я тебя уложу и укрою?
— Да, спасибо, укрой меня моим пальто.
Пока он ходил, она уснула. Сон был не очень спокойный и не очень продолжительный, но тем не менее вполне для нее полезный. Она проснулась, сразу обрела ясность мыслей и соскочила с постели.
— Ты там был? Ты их взял? Бог тебя благослови. Это взаймы, Абель, у меня еще будут деньги, я думаю, что когда-нибудь у меня будет много денег. Все к тому идет. Но зато я спихну эту ревизию и не буду ни во что замешана. Бедняжка, он сидит и страдает. Который час? Мне надо застать его в конторе, а дорога неблизкая.
— Может, отвезти тебя?
— Нет, нет, ничего больше для меня не делай.
Она набрасывает пальто, надевает шляпку, она уже готова.
— Я не бледная? У тебя зеркала нет?
— Вот, маленькое. Впрочем, ты сейчас красивее, чем всегда. Без краски просто здорово.
— Спасибо тебе, Абель.
