— Какой бедняжка! — иронично бросает Малика, чувствуя уже, что из глаз вот-вот потекут слезы.
— Ты должна знать, что у него не было выхода.
— Вот и поехал в Вашингтон… А в какой должности?
— Заместитель консула, — признается Квафи.
— Может, жизнь сейчас и нудная, зато спокойная, — утверждает Малика, сердце которой снова превращается в ледышку. Один-единственный человек в состоянии хоть чуть-чуть смягчить эту гордую женщину: Марыся изо всех сил старается отвлечь тетку игрой или разговорами.
Для Малики, работающей в посольстве, ежедневные дела становятся рутиной. Женщина опять возвращается к своей любимице. Она осыпает ее деньгами на бижутерию и тряпки, забрасывает подарками, все больше балуя племянницу. Возвращение Дарьи к матери не волнует Малику. Теперь она вообще не допускает мысли о возвращении Марыси к Дороте. Родитель тот, кто воспитывает и любит, а не тот, кто родил. Ей запали в сердце слова колдуна вуду, который посоветовал ей отдать чужих детей, но что этот старый дурак, в конце концов, знает? Просто случайно попал в точку. Малика снова стала посещать дипломатические ужины, коктейли и рауты. Жизнь возвращается в свою колею, состояние души обманутой любовницы тоже.
— Малика Салими, посольство Ливии, — представляется она высокому, немного сутулому послу Эритреи, который, наверное, по ошибке пригласил обычного атташе на народный праздник.
— Очень приятно, я слышал о вас много хорошего и часто видел на наших нудных дипломатических встречах, — отвечает мужчина красивым баритоном, слегка растягивая слова, и стискивает ей ладонь. — Поговорим после моей речи, — добавляет он и вздыхает: — Когда уже эта работа наконец завершится?
— Буду признательна. — Малика, приятно застигнутая врасплох, отходит, чтобы не мешать.
Посол, вместо того чтобы беседовать с высокопоставленными гостями, обмениваться мнениями о политических делах, экономических проблемах и событиях культурной жизни, включаясь в разговоры о женах, детях, памперсах, школе, концертах или путешествиях, сидит на деревянной лавочке в тени огромного фикуса и масляными глазами смотрит на Малику. Ей весьма льстит это неожиданное обожание. Посол Эритреи — исключительно красивый мужчина с типичными для его этнической группы чертами лица. У него высокий лоб и длинный узкий нос, кожа намного светлее типичной африканской, глаза черные, миндалевидные, губы узкие и красиво изогнутые. Малика каждый раз сравнивает его с Анумом и приходит к выводу, что ее бывший любовник с широким носом-картошкой, большими негритянскими губами и круглыми, как пуговицы, глазами был просто уродом.
— Вы долго уже здесь находитесь? — начинает вежливую беседу посол.
— Какое-то время, но пока еще не припекло так, чтобы захотелось вернуться. Вполне терпимо, бывает даже интересно. — Женщина для куража делает большой глоток виски с колой.
— Что ты пьешь с таким удовольствием? — переходит он на «ты».
— «Мазут», так в Ливии мы называем коктейль из «Джонни Уокера» с колой, лимоном и льдом. Может быть, из-за его цвета. А ты чем расслабляешься?
— Апельсиновым соком. Я мусульманин, — поясняет мужчина, не отрываясь глядя Малике в глаза.
— Ну что ж, я тоже, — разговор, который до сих пор не клеился, сейчас становится еще более натянутым.
— Я работал в Триполи, но не могу помянуть добрым словом то время. — Эритреец грустно смотрит перед собой.
— Ливия даже для ливийцев нелегка, не то, что для иностранцев. Выдерживают только самые крепкие или отчаянные, — с усмешкой произносит женщина, а, договорив, встает и направляется к выходу.
— Я нудный, правда? — Мужчина берет ее за руку и не позволяет отойти.
— Нет, просто я устала. Можешь представить: работа, дом, обязанности…
— Может, встретимся в какое-нибудь более удобное время и в более спокойном месте?
— Окей, не вопрос, — говорит Малика, хотя в душе просто воет от желания сказать «нет».
— Мириам, не будь свиньей, пойдем со мной, — молит тетка племянницу, так как отдает себе отчет, что сама не выдержит этого ужина. — Он такой неподвижный, вялый, совершенно безжизненный, ух!
— Так зачем ты с ним договариваешься? Я тебя не понимаю. — Девочка смотрит на мир трезво и честно. — Позвони и откажись. Скажи, что у тебя голова болит.
Она смеется, потому что часто слышала, как тетка увиливает таким образом от нежелательных свиданий.
— Не выйдет, Мириам, это же посол. — Малика садится, расчесывает взлохмаченные волосы. — Жаль мне его было, вот и согласилась. Такой красавец и такой соляной столб. Я с ним усну один на один. — И она смеется, представляя себе такую ситуацию.
— А что я буду с этого иметь? — торгуется девочка.
— Съешь отличный изысканный ужин, — дразнит ее тетка.
— Фу! Я хочу горбушку с «нутеллой»!
— Хорошо, я куплю тебе те туфли Massimo Dutti, которые ты присмотрела.
— Ну что ж, тогда собираемся и вперед. Надеюсь, там будет хорошо, нужно думать позитивно, jalla, jalla!
В отеле «Плаза» чрезвычайно изысканно. Малика надела маленькое шелковое платье, поверх набросила кроваво-красный кашемировый пиджак. Аксессуары к одежде у нее ослепительные. Одно колье с сапфирами и бриллиантами должно стоить пять ее зарплат. Давняя любимица правителя помнит те времена, когда в Ливии получала премии такого достоинства. Марыся выглядит как прелестная кукла: блестящие золотые локоны ниспадают на карминное бархатное платье, а длинные черные кружевные рукава посверкивают поддельной детской бижутерией. У девочки на ножках неудобные, но изумительно красивые черные лодочки от Massimo Dutti.
— Мои дамы, как вы поддерживаете такую прекрасную форму? — Посол начинает с комплиментов, не в состоянии оторвать глаз от Малики. — Это же невозможно, при всех этих ночных дипломатических посиделках.
— Тетя ежедневно упражняется, ходит на фитнес в лучший клуб в городе, в бассейн, а в выходные бегает по набережной, — отвечает Марыся.
Она чувствует себя обязанной из-за астрономически дорогих туфель.
— Достойно уважения и… удивления. — Мужчина согласно кивает. — Я когда-то любил бегать, и у меня это даже хорошо получалось: пробегал тысячу пятьсот метров. В студенческие времена входил в сборную, представлял страну.
— В самом деле? — Они смущены, так как их собеседник теперь имеет бо́льшие преимущества.
— Не хочется в это верить, да? Во мне было тогда каких-то пятьдесят килограммов.
— Всегда можно начать снова, — говорит Малика, разочарованная такой слабостью духа. — Пока жив, все возможно.
— Только нужно иметь мотивацию. Я мог бы с тобой побегать трусцой в какую-нибудь субботу или воскресенье, — обращается он к женщине, грустно глядя ей в глаза.
— Я думаю, что вначале ты должен немного потренироваться в зале под присмотром инструктора. — Малика старается отвязаться от нежелательного общества.
