Пращники и лучники стояли на крышах и в окнах галерей тесно, мешая друг другу. Стоит ли говорить, что огонь вспыхнул при первых же звуках боя?
Спаслись оттуда немногие…
Римляне на этот раз не стали входить в Храм. Они ограничились тем, что поставили караульных у сокровищницы, что располагалась в Царском притворе, а несколько дней спустя перевезли серебро из Храма во дворец. Как выяснилось, император приказал наложить временный арест на средства умершего царя. Увы, к тому времени от двадцати тысяч осталось только четыреста талантов…
Почти все, кто погиб в Храме, погибли от давки в воротах. Когда гвардейцы Грата, прикрываясь щитами, вошли во Двор язычников, они обнаружили страшную картину: раздавленные тела у ворот лежали в несколько слоев, и отовсюду раздавались стоны и проклятия. Самые ужасающие горы трупов лежали у Золотых ворот и у Царских…
Бунтовщики заперлись за внутренними стенами: в Женском дворе и Святилище. Поскольку большая часть гвардейцев была фракийцами, то вход им туда запрещался. Тут к Грату присоединился первосвященник Иозар, не бывший с бунтовщиками, а правильнее сказать, едва спасшийся от них по подземным переходам. Они вдвоем, презрев опасность, вступили в переговоры с вождями мятежа. Следует сказать здесь же, что и прежде Грат не раз пытался утихомиривать бунтовщиков словом, еще при неуехавшем Архелае; молодые фарисеи его не слушали, но зато к нему привыкли.
На этот раз слова Грата подтверждены были адским пламенем, пожравшим половину защитников Храма. Оставшиеся были необыкновенно удручены этим событием.
Однако и Грат с Иозаром были ошеломлены и удручены известием о том, что, пока бушевало пламя, в Святилище на голову Афронта был возложен царский венец, а сам он провозглашен новым царем и новым Маккаби…
Положение спасли двоюродные племянники Иозара, Шимон и Уриэль, боэции из Иерихона, возмущенные таким оборотом дела. Во главе сотни своих учеников, вооруженных мечами и копьями, они по подземным помещениям проникли внутрь Женского двора, в Клеть прокаженных. Они захватили и открыли изнутри ворота Никодима и схватились врукопашную за круговую лестницу, ведущую из Женского двора в притвор Израилев. Видя, что защиты от царских солдат и от римлян уже нет, большинство бунтовщиков побросало мечи, но несколько сотен их, во главе с Афронтом и его братьями, другими подземными помещениями ушли за городскую стену, а может быть, и за Кедрон – говорят, там есть и такие тайные ходы…
Я уже не раз сталкивалась с тем, что, когда я рассказываю про ту или иную осаду Храма, меня не понимают. Дело в том, что иерушалаймский Храм еврейского невидимого Бога, имя которого не произносится вслух, не похож ни на один из прочих храмов в Ойкумене – как не похож и сам еврейский Бог ни на одного из прочих многочисленных богов (существования которых он, впрочем, не признает). Храм в Иерушалайме – это мощнейшая крепость, равной которой я не встречала больше нигде. Здесь была когда-то скала и гора, позже частью срытая по краям, частью досыпанная и со всех сторон обложенная каменными брусьями, составляющими исполинскую стену; высота стены от подошвы превышает семьдесят локтей, с внутренней же стороны парапет возвышается на десять локтей. Каменные брусья в стене такие, что для доставки каждого требовались упряжки в пятьдесят и в сто быков. Таким образом, ни подкопом, ни стенобитным тараном проникнуть за стену нельзя, да и какой в этом толк, если по ту сторону стены только земля и камень? Ворота же располагаются наверху, в парапете, и к ним ведут узкие мосты или лестницы ступеней, тоже не слишком широкие. А когда неприятель все-таки пробивается за ворота, перед ним встает вторая стена, в сорок локтей. И только за той стеной возвышается сам Храм…
Во множестве подземных сухих галерей постоянно хранился огромный запас муки, зерна и сена, содержались жертвенные животные, а главное – были многочисленные колодцы, в которых никогда не иссякала вода. Были также пещеры, полные отборных речных окатышей величиной с кулак – специально для пращей. Были клети, доверху забитые связками стрел и дротиков. Кто-то говорил мне, что пять тысяч солдат могут обороняться в Храме год, не испытывая нужды ни в чем.[12]
Итак, бунтовщики в массе своей бежали из Иерушалайма, а те, что остались, затаились. Тем временем Вар, получивший известие о мятеже и о том, что опасности подвергнут и легион, оставленный в городе, отправился на подмогу. Понимая, что бунт надо прекращать ударом быстрым и сильным, а иначе пламя только затаится и раздуется заново, он бросил в дело два римских легиона, две римские кавалерийские алы, три сирийские алы и – с юга – армию арабского царя Ареты, давнего недруга Ирода. Так же и других отрядов набиралось до пяти тысяч человек по самому скромному счету.
Еще до смерти Ирода, а лишь когда стало ощущаться, что власть в стране переламывается, в Галилее напомнил о себе Иегуда бар-Хизкийяху, или Иегуда Гауланит – сын того самого знаменитого разбойника, за казнь которого Ирода судил синедрион. Опустошив немало сел и небольших городов, он отменно вооружил несколько отрядов и даже захватил Сефорис, самый крупный город провинции. Сам Иегуда расположился в тамошнем царском дворце (по разным городам у Ирода было четырнадцать дворцов) и, понятное дело, объявил себя царем, новым Маккаби. Этому никто не удивился, но никто и не поверил. Впрочем, кто знает, как обернулось бы дело, если бы не скорая смерть Иегуды в бою? Легионы Вара и конница его сына Гая окружили Сефорис, заперев там армию Иегуды, и после восьми дней боев уничтожили всех разбойников, а город сожгли; жителей же, сумевших спастись из огня, римляне и подоспевшие сирийцы продали в рабство.
Гораздо дольше сопротивлялся царь Афронт с братьями. Они орудовали в самой Иудее, в окрестностях Иерушалайма и, стараясь не вступать в бои с крупными силами римлян, нападали исподтишка на обозы и небольшие колонны, после чего рассеивались по горам и ущельям или смешивались с местным населением. Так, в окрестностях нашего родного Еммауса Афронт разгромил римскую центурию – так неожиданно и быстро, что уцелевшие легионеры бежали, не подобрав раненых товарищей. Разбойники всем – и убитым, и раненым – отрезали детородные органы, сложили в мешки, погрузили на козла и пустили козла в римский лагерь. За это римляне сожгли половину Еммауса…
Только через год Грат сумел одолеть Афронта, да и то хитростью: он сделал вид, что хочет со своими гвардейцами перейти на его сторону, и стал вести переговоры. Когда же наступил подходящий момент, он схватил Афронта и его братьев. Братьев убили сразу, а Афронта, как венчанного царя, передали Архелаю. Что с ним случилось потом, никто доподлинно не знает; одни говорят, он просто умер в тюрьме, другие – что Архелай держал его в тайном городе где-то в горах для повторного мятежа, и только отрешение Архелая императором от власти этот мятеж предотвратило.
Самая долгая и таинственная история была с царем Шимоном Благодатным – так его прозвали. Долгое время Шимон считался просто ученым приживалом, с которым Ироду было приятно вести беседы. Шимон жил почти безвылазно во дворце в Иерихоне, очень редко приезжая в Себастию. Кроме того, у него была небольшая вилла в Магдале, на берегу Галилейского озера. Дни и годы он проводил в ученых занятиях. Когда же Ирод умер и началось нестроение, Шимон заявил, что он – законный сын Ирода от свободнорожденной иерихонской женщины Ханны, обвенчаться с которой царю помешала только война против Антигона. Шимон предъявил народу пергаменты, очевидно написанные рукой Ирода, в которых слова эти подтверждались и имели печати. Также Шимона поддержали боэции, которых в Иерихоне было большинство среди священников и с которыми он имел давние и замечательные отношения. А поскольку Шимон был старшим среди оставшихся сыновей Ирода (и вторым по старшинству после Антипатра), то он без тени сомнения объявил себя царем и возложил на голову золотой венец…
