Размышления прервал телефонный звонок. Снова звонила Окса. Она что-то начала рассказывать про привезенную им из Африки фигурку Шивы, в мистические свойства которой безгранично верила. Родик испытывал к этому изваянию сложные чувства. Он приобрел его с трудом за огромные для тех мест деньги, а перед бегством в Турцию, вероятно, из-за стресса стал жертвой то ли галлюцинации, то ли ошибки. Ему показалось, что статуэтка меняет форму, и он даже пытался ее уничтожить, но твердое черное дерево, из которого она была изготовлена, не поддалось. С тех пор Родик старался пресекать все разговоры Оксы по этому поводу. Так и сейчас он как мог успокоил ее и пообещал перезвонить, когда поймет, что происходит…
А происходил штурм Душанбе отрядами Народного фронта, о чем никто из тех, кому Родик звонил, не знал. Душанбинские обыватели, боящиеся покинуть свои квартиры и дома, находились в полном информационном вакууме, а руководители различных государственных учреждений либо не имели проверенной или хотя бы официальной информации, либо не были уполномочены ее озвучивать и испытывали не меньший страх, чем обыватели. Так начался самый кровопролитный этап гражданской войны в Таджикистане, почти на десятилетие ввергший дружелюбный и жизнелюбивый народ в пучину ненависти, насилия и изуверства.
К вечеру Родик все же дозвонился до Абдужаллола.
— Привет! Ты слышал, что происходит в Душанбе? Окса с ума сходит.
— Салом, Родик! Не гони волну. Я тебя предупреждал. Все развивается согласно логике. То, что видит Окса, — это самая верхушка айсберга. Все намного трагичнее. Власть сейчас захватывает хорошо тебе известный человек. Он к Оксе в гости заходил. Кстати, его поддерживает Россия.
— Он же уголовник.
— Вспоминай историю. В такие времена уголовники становятся вождями. У него в подручных масса молодежи. Кстати, не только уголовной. Вообще все это неизбежность. Имей в виду, что очень длительная. Сейчас очередной инцидент. Власть и без этого давно у юрчиков[9]. Они месяц-другой порежут вовчиков[10]и успокоятся, а вовчики соберутся с силами и потом порежут юрчиков.
И так будет длиться годами. Не забывай — я таджик. Мне нравы моих соотечественников хорошо известны. Даже если придет к власти авлод, все равно будут резать друг друга, пока не останется один бек и его нукеры. Это социализм сдерживал наши нравы, а теперь все вышло наружу. Кстати, русскоязычным там вообще места нет.
— Там же граница. Наши войска.
— Пока. У России своих проблем хватает, а местным войска эти ни к чему. Только наркотрафику мешают, а наркотиками и вовчики и юрчики не брезгуют…
Слушая Абдужаллола, Родик все больше убеждался, что в Таджикистане пройдена та граница, до которой еще возможно было бы примирение интересов различных политических, общественных и религиозных групп. Теперь осталось одно — война. Война, где брат убивает брата, сосед — соседа. Война, где не пощадят ни стариков, ни детей, ни женщин.
— Абдужаллол, дорогой! Я это давно понял, — перебил его Родик. — Меня интересует другое. Что делать с Оксой?
— Я тебе давно советую забрать ее оттуда. Ты советы друга не воспринимаешь.
— Воспринимаю, но… Забирать ее сейчас или позднее?
— Поступай, как велит тебе совесть. Скажу только одно: война там идет давно, но сейчас началась настоящая. Никто ее защитить не сможет, а опасность огромная. Жизнь человеческая там уже ничего не стоит, а твои связи с первыми лицами Народного фронта могут усугубить ее положение. Ей же на улицу выходить рано или поздно придется. Ночи там темные, а вовчиков всех не выявишь. Смотришь, ее за приближенную к главе юрчиков примут.
— Не пугай. Я все понял. У тебя какие-нибудь способы транспортировки ее из Душанбе есть?
— Могу поискать. Сразу не соображу. Найду — позвоню, но ты тоже не сиди сложа руки.
— Ты что, меня плохо знаешь? Сейчас всех подниму.
— Думай только о железной дороге. Гражданские самолеты не летают. Я попробую договориться с военными, хотя это опаснее, чем поезд. Через час-полтора тебе перезвоню. Хоп.
— Не прощаюсь. Олю целуй. Скучаю без вас… Спасибо за информацию. Буду всех в Душанбе обзванивать, хотя утром телефоны молчали.
Размышлять о будущем Оксы больше не имело смысла. Требовалось срочно решать, как эвакуировать ее в Москву. С Абдулло Рахимовичем связаться пока не получалось, а вот до Саши он дозвонился.
Информация Абдужаллола подтвердилась. С его слов, аэропорт захвачен неизвестно кем, все вылеты отменены, сотрудники разбежались по домам, а их — летчиков сначала вызвали и сообщили о чрезвычайном положении и потребовали не отлучаться, потом же о них просто забыли… Саша ушел, и сейчас они с Лидой пакуют вещи и собираются уезжать, пока к родственникам в Выборг. Там, с их слов, требуются летчики, и им даже предоставляют служебное жилье. Однако Саша сам не знает, как из Душанбе вырваться. Идти пешком в кассы или на вокзал они боятся, а транспорта никакого не найти. Очевидно, что они ничем помочь не могли — сами нуждались в помощи.
Оставалось только одно — искать кого-нибудь из руководства железной дороги. Родик полистал записную книжку и нашел номер служебного телефона начальника то ли станции, то ли дороги, хотя и не был уверен, что тот до сих пор является каким-то начальником и тем более станет помогать ему. Знакомство было достаточно случайным. Поразмыслив, Родик решил по-восточному зайти издалека и набрал номер.
Несмотря на позднее время, телефонную трубку подняли.
— Ассалому алайкум, — приветствовал Родик. — Москва беспокоит. Сардор[11]на месте?
— Валейкума салом, рафикон[12]. Махамад Хамидович вышел. Будет скоро. Может быть, я чем-то могу помочь?
— Рахмат[13]. Возможно, чтобы Махамад Хамидович мне в Москву позвонил?
— Конечно, рафикон. Он знает, как?
— Знает, но на всякий случай, чтобы не искал, запишите. Жмакин Родион Иванович, телефон…
— Хоп, Родион Иванович! Сейчас побегу найду.
— Хоп. Жду звонка.
Родик положил трубку на аппарат. Оставалось только ждать, надеясь, что магическое слово «Москва» возымеет действие.
Ожидание не затянулось. Телефон затрезвонил короткими междугородними звонками. Родик поднял трубку:
— Махамад Хамидович?.. Приветствую. Извините…
— Салом, Родион Иванович! Рад вас слышать. Недавно с Абдулло Рахимовичем вас вспоминали. Как дела?
