Джеймс выключил музыку. Казалось, он хочет что-то сказать и подбирает слова. Такое бывало редко, обычно мы все время друг друга поддразнивали.
Я не могла придумать тему для разговора. Потом спросила:
— Как ты понял, что бабушка в беде?
Джеймс побарабанил пальцами по рулю, не отрывая взгляда от дороги.
— Она сама мне сказала. Мне стало нехорошо, и почему-то я представил, как она работает в мастерской. Я начал звонить тебе; между звонками она мне и явилась. — Он шумно вздохнул. — Ди, я такой же фрик, как и ты. Скоро меня будут показывать по телевизору. «Наберите номер девять два ноля, и Джеймс прочитает ваше будущее в хрустальном шаре».
Я нахмурилась, глядя, как молния осветила его бледное, ничего не выражающее лицо.
— Тебе придется взять псевдоним, какое-нибудь звучное иностранное имя. Никто не поверит доморощенному медиуму.
— Может, Эсмеральда? — задумчиво протянул он.
Раздался громовой раскат, от которого заложило уши. Я переключилась на более насущные вопросы.
— Не могу поверить, что Они напали на бабушку. Мне Люк рассказал.
— Знаю, — Джеймс перевел взгляд на меня. — Она и об этом сказала. Сказала, что всему виной «эльфийское отродье».
Эльфийское отродье… В каком состоянии я найду ее в больнице? Я заерзала от беспокойства.
— Просто не верится. Это какая-то ошибка.
— Есть кое-что еще, — сказал Джеймс. — Я разузнал о Торнкинг-Эш. Помнишь их?
— Ага. Время от времени из колледжа звонят, пытаются убедить меня подать документы.
— Я тоже получил от них письмо. — Джеймс сбавил скорость возле указателя на больницу и свернул на трехполосное шоссе. Даже через роскошный зеленый балдахин листвы были видны тяжелые лиловые тучи. За деревьями на парковке поблескивали машины. У меня схватило живот при мысли о том, как там бабушка.
— Я думала, это что-то вроде консерватории.
— Да, я тоже так думал. А потом занялся поиском выпускников и начал их обзванивать. Они оказались фриками. Похоже, музыкальный гений идет об руку с экстрасенсорными способностями. Видимо, это и нас касается.
Среди моря машин Джеймс умудрился найти парковочное место. Автомобили отливали серебром, отражая лиловое небо.
Он заглушил двигатель и повернулся ко мне.
— В конце концов, я вышел на рекрутера, с которым ты разговаривала, Грегори Норманди. Ты знала, что он там главный? Как бы то ни было, я ему позвонил. Он подтвердил, что сверхъестественные способности связаны со способностями музыкальными и что одаренные музыканты обычно одарены и в других сферах. То есть все они фрики. Он утверждает, что может определить, есть такие способности или нет, слушая, как музыкант играет.
— Неужели!
— Он знал, что я медиум. Люк тоже обладает каким-то даром… забыл, как называется. Ну и на десерт: Грегори заявил, что ты круче всех нас, вместе взятых.
Как ни странно, мне это польстило.
— Думаю, поэтому Они на тебя и охотятся. Не люди из Торнкинг-Эш. «Они» с заглавной буквы. Я хочу сказать, не слишком ли большое совпадение, что ты — ненормальная, а Они за тобой охотятся? — Джеймс нахмурил темные брови. — Может, Они тоже слышат что-то в твоей музыке. Разве вся эта история не на конкурсе началась?
Все началось с Люка.
— Зачем они собирают таких, как мы, в свою школу? «Они» с маленькой буквы.
Джеймс открыл дверь. Машину наполнил запах дождя.
— Похоже, что многие не могут справиться со своей ненормальностью. Сын Норманди в пятнадцать выступал с концертами на виолончели. Он покончил с собой. Думаю, школу построили, чтобы научить нас себя контролировать.
Я покачала головой. Из всего, что я узнала в последнее время, эта новость казалась слишком непостижимой. Школа для музыкально одаренных фриков.
— Я не могу сейчас об этом думать. Давай зайдем в больницу, пока мы не промокли.
Мы поспешили по уставленной машинами парковке к уродливому зданию. Оно напоминало огромную белую коробку, которую кто-то бросил на такой же уродливой зацементированной площадке. Какой-то маляр в приступе вдохновения выкрасил рамы в ярко-зеленый цвет, но менее уродливым задние не стало.
Внутри пахло антисептиком и старостью. Низкие потолки и химический запах мешали думать. Я могла сосредоточиться только на самых незначительных деталях: на шарканье ног по кафелю; на шуме факса; на жужжании вентилятора; на смехе актера из телевизора в холле.
— Я могу вам помочь? — Девушка за стойкой приемной приветливо улыбнулась. Я уставилась на ее пеструю форму. Если вглядываться достаточно долго, в таких узорах можно увидеть сфинкса или фермерский дом.
Джеймс меня подтолкнул.
— Как зовут твою бабушку?
— Мы хотим навестить Джейн Рейлли.
Девушка быстро набрала имя и, сморщив лоб, стала читать информацию.
— Посещение разрешено только родственникам.
— Я ее внучка.
Девушка посмотрела на Джеймса.
— А я чищу ее бассейн, — сказал он и показал ей руку со скрещенными пальцами. — Мы очень близки. Как одна семья.
Девушка рассмеялась и сказала нам номер палаты. Мы пошли (подошвы все так же шаркали, кондиционер все так же жужжал) по коридору в поисках триста тринадцатой палаты. На стенах висели фотографии, призванные создавать позитивную атмосферу.
Вдруг мы услышали свистящий шепот мамы. Я застыла в коридоре, Джеймс остановился позади меня.
— Это неестественно! — Мне пришлось постараться, чтобы разобрать слова. Зато голос Делии был отлично слышен.
— Она упала. Что здесь неестественного?
— Тут что-то не так. Похоже на…
Делия с насмешкой вставила:
— Похоже на что, Терри? На те сны, которые ты видела ребенком, когда писала в кровать?
— Я не писала в кровать! — яростно возразила мама. — Это Их ноги. У Них всегда мокрые ноги.
— Ну конечно. Помнится, тогда ты сказала, что Они тебе приснились.
— Это ты так сказала. И мама. Я никогда такого не говорила.
Делия засмеялась. Какой противный смех.
— Я не могла сказать, что они тебе приснились. Я ведь умирала, помнишь?
Мама заколебалась.
— Я все помню, черт побери. Прекрати улыбаться! Ты ведь в этом замешана, разве нет?
— Не глупи. Дейдре, заходи.
Мы с Джеймсом обменялись взглядами и вошли в палату. Мама с Делией стояли по разные стороны кровати, и под бело-зеленым светом больничных ламп казалось, что в их лицах нет ни кровинки. Мама выглядела испуганной.
— Дейдре, я не знала, что ты приедешь.
