— Ты не уловила главного! — прервала ее Камилия. — Почему письмо пришло не к нам, а в студию? Потому что мой муж не хотел, чтобы оно сюда пришло, и указал другой адрес.
— Ну и что? — не поняла ее Ципора. — Какая разница? Оно же все равно дошло.
— Разница большая! — возразила Камилия. — Если бы не эта заваруха, Тони бы спокойно получил письмо в студии, прочитал бы его там, и я бы ничего не узнала. Ему есть что скрывать, мама! Наверняка он надеялся получить какие-то важные сведения о Марии! Может быть, она даже собирается сюда приехать!
Ципора сокрушенно покачала головой.
— По-моему, ты сходишь с ума, дочка. Нельзя же всю жизнь ревновать его к этой Марии! Она осталась в Италии, Тони женился на тебе… Разве этого мало?
— Да, женился. Но я чувствую, что ее он так и не разлюбил. У Ципоры кончилось терпение, и она прикрикнула на дочь:
— Все, хватит! Я больше не могу этого слышать. В городе такое творится, люди готовы поубивать друг друга, а ты завела свою шарманку… Иди к мужу, спроси хотя бы из вежливости, здорова ли его мать.
Она подтолкнула Камилию в плечо, но той не понадобилось никуда идти, потому что Тони уже сам входил в кухню,
— Ты здесь? — обратился он к Камилии. — Я хочу прочитать тебе, что пишет моя мама.
Ципора одарила дочь уничтожающим взглядом и, проявив деликатность, отправилась в гостиную. А Тони стал вслух читать письмо, в котором Роза поздравляла его с женитьбой, а также писала, что Джулиано умер, что Мария тоже вышла замуж и родила ребенка от Мартино.
Камилия, услышав это, едва не заплясала от радости и сдержалась только потому, что Тони продолжал читать о том, как Роза и Дженаро по нему скучают и ждут от него новых вестей. Далее шли приветы невестке и ее родителям, и лишь в самом конце письма Роза позволила себе заметить с печально прорвавшимся сожалением: «Теперь ты знаешь, сынок, что такое жизнь и как круто она может менять судьбы людей. Здесь у тебя была большая любовь. А в Бразилии ты нашел себе жену. Дай бог, чтобы ты был с ней счастлив».
Верно истолковав скрытый смысл, заключенный в этом пожелании матери, Тони тем не менее прочитал Камилии все письмо до конца, не делая никаких купюр.
А потом за окном началась стрельба, и Камилия крепко обняла Тони, словно хотела защитить его своей любовью от всех пуль и от всех бед, какие существуют на белом свете.
Пока на улицах Сан-Паулу бушевали бесконечные митинги и демонстрации, большинство горожан и предположить не могло, что дело дойдет до вооруженного противостояния с диктатором.
И вот первая кровь пролилась: правительственные войска, стиснувшие город плотным кольцом, обстреляли одну из баррикад, и повстанцы вынуждены были тоже открыть огонь.
Это обстоятельство напугало многих из тех, кто случайно оказался в рядах революционеров. Они поспешили покинуть баррикады. Зато другие горожане, наоборот, сочли своим долгом именно теперь поддержать повстанцев. Среди этих смельчаков была и Нина.
Фабрика, на которой она работала, располагалась на окраине города, вдали от баррикад, и Умберту не стал сворачивать производство в связи с революцией. Поэтому Нина продолжала каждый день ходить на работу, хотя ее душа и рвалась на баррикады.
Но однажды по дороге на фабрику она увидела раненых повстанцев и не колеблясь поспешила им на помощь, добровольно оставив свой станок.
— Я прошу подыскать мне временную замену, — обратилась она к Умберту. — Не могу я оставаться здесь, когда люди истекают кровью на баррикадах. Совесть не позволяет.
Умберту был обескуражен.
— Я не ослышался? Ты хочешь оставить рабочее место, зная, что сотни девушек будут счастливы занять его вместо тебя?
— Да, я все знаю, поэтому и прошу вас о временной замене. Уличные бои не могут продолжаться вечно. Когда они закончатся, я тотчас же вернусь на фабрику.
— И ты полагаешь, я встречу тебя с распростертыми объятиями? — язвительно усмехнулся Умберту. — Не думал, что ты до такой степени наивна.
— Я только попросила, а вам решать… — насупилась Нина.
— Правильно, мне решать, — подхватил Умберту. — Вот я и приказываю тебе: выбрось из головы эту блажь и отправляйся к станку!
— Нет, я пойду к раненым, они сейчас нуждаются во мне гораздо больше, чем вы, — твердо ответила Нина.
— Но это же безумие! — воскликнул Умберту. — Добровольно лезть под пули! Пусть мужчины воюют, если им так хочется. А что тебе там делать, среди них?
— Я буду перевязывать раненых и отправлять их в лазарет.
— А ты не подумала, что тебя тоже могут ранить или даже убить? И кто тебе сказал, что мне ты менее нужна, чем тем несчастным бунтарям? Ты мне очень дорога, Нина! Я люблю тебя и не допущу, чтобы ты подвергала себя такой опасности!
— Я знаю истинную цену вашей любви, — скептически заметила Нина. — А удерживать меня вы не имеете права. Я ухожу. Прощайте!
Она решительно, с гордо поднятой головой, направилась к выходу, но Умберту догнал ее и цепко ухватил за руку.
— Я не позволю тебе уйти! — заговорил он с жаром. — Сейчас же увезу тебя в роскошную квартиру, где ты будешь жить ни в чем не нуждаясь.
— Отпустите меня! — требовала Нина, пытаясь высвободиться из его объятий.
— Нет, не отпущу, не надейся! — вошел в раж Умберту. — Я увезу тебя, и ты станешь моей любовницей!
Когда Нина услышала это, в ней невесть откуда появились дополнительные силы, она отбросила от себя Умберту, а затем еще и влепила ему увесистую пощечину.
— Вы негодяй! Я презираю вас! — гневно бросила она, выбегая из кабинета, а Умберту прокричал ей вдогонку:
— Ты уволена! Я не возьму тебя обратно, даже если ты приползешь на коленях!
Так Нина потеряла работу, зато приобрела новых друзей из числа повстанцев, которые горячо полюбили ее за самоотверженность и деятельное сострадание к раненым.
Ее помощь оказалась для них бесценной, поскольку раненых день ото дня становилось все больше, и это был закономерный итог восстания. Силы противоборствующих сторон были изначально неравны. Вооруженные до зубов солдаты превосходили противника и числом, и умением, ими руководили опытные командиры, а на баррикадах оборонялись в основном неоперившиеся юнцы, доселе не нюхавшие пороху. Оружия у них было мало, и держались они по сути только за счет неиссякаемой веры в справедливые идеи революции.
Среди этих молодых ребят особенно выделялся мужеством и храбростью Жозе Мануэл, за что друзья-студенты и выбрали его своим командиром. А ведь ему, сыну богача, казалось бы, незачем было отстаивать идеалы революции. Его отец, выходец из Португалии, переселившись в Рио-де-Жанейро, открыл там сеть хлебопекарен и сколотил на этом огромное состояние. С самого рождения Жозе Мануэл ни в чем не нуждался, и здесь, в Сан-Паулу, мог бы жить в отдельной комфортабельной квартире, но он предпочел поселиться с университетскими друзьями в пансионе, правда, весьма приличном.
