— Вы не должны бросать меня одну.
— Об этом не беспокойся, — фыркнула тетя Агата. — Основная прелесть этой поездки заключалась в том, чтобы увидеть лицо Николаса, когда он впервые увидит тебя. Не беспокойся, он приедет в аэропорт.
— Вы не должны были давать ему телеграмму.
— Почему же нет? Ты все еще его жена, и он должен играть свою роль любящего супруга!
Двадцать минут спустя, получив на таможне свой багаж, они вышли в зал прибытия и увидели Николаса, который ждал их. Вокруг него суетилось несколько фотографов, так что он поприветствовал женщин очень быстро и тут же повел их к эскалатору, чтобы спуститься к машине.
По дороге в Лондон Джейн чувствовала, что Николас бросает на нее частые взгляды украдкой, даже разговаривая с тетей Агатой.
— Я надеюсь, Перси закончил отделку дома, — внезапно сказала старая леди, перебив какую-то реплику Николаса.
— Только пару дней назад.
— Ну и как выглядит теперь дом?
— Скоро увидите.
— Не сегодня, — твердо заявила тетя. — Я собираюсь проследовать прямо к себе домой.
Услышав это, Джейн в страхе взглянула на тетю Агату:
— Разве вы не останетесь с нами пару дней?
— Я приеду в Лондон примерно через месяц, а сейчас мне необходим длительный отдых. Я старая леди, дитя мое, и я совершенно измождена.
— В Париже вы не чувствовали себя старой леди, — возразила Джейн, — я за вами еле поспевала!
— Я уверена, что в ближайшие несколько недель я вам не понадоблюсь.
Отказавшись зайти в дом даже на минуту, тетя Агата помахала Джейн рукой, и, глядя, как «роллс» скользит по дороге и исчезает, Джейн поняла, что рассчитывать ей придется только на саму себя.
Собрав все свое самообладание, Джейн вошла в дом и восхищенно замерла. Каким большим выглядел теперь холл, когда вся тяжелая мебель была заменена на изящную, в стиле эпохи Регентства, и как стало светлее, когда убрали темные ковры и обнажили бело-черный мраморный пол.
— Это просто фантастика, — пробормотала она.
— Счет тоже просто фантастический, — сухо заметил Николас.
Она проигнорировала его реплику:
— Не возражаешь, если я все быстро осмотрю?
Он пожал плечами и прошел в гостиную, оставив ее осматривать все перемены в нижних комнатах; когда она вернулась, совершенно удовлетворенная, Николас разливал чай.
— Ты еще поедешь в офис? — спросила она.
— Я закончил на сегодня. — Он протянул Джейн чашку, наполнил свою и, не отрывая от жены глаз, выпил свой чай.
Он понял сразу, что перемена, которая произошла с ней, заключалась не только в смене одежды и прически, и он вынужден был признать, что она выглядела очаровательнее, чем когда бы то ни было. Но не ее внешность привела его в странное волнение; перемена произошла в ее манерах, сделав их неуловимо, но волнующе женственными.
— Это уже третья за час, — заметила она.
— Прости? — Он очнулся от своих мыслей.
— Это третья сигарета, которую ты выкурил за этот час, — повторила она. — Я думала, что ты бросил курить.
— Я бросал.
Она указала на сигарету, ее большие серые глаза, которые он помнил мягкими и нежными, теперь насмешливо смотрели на него.
— Не из-за меня ли ты так нервничаешь, Николас?
Он свирепо смял сигарету.
— Я не нервничаю, я просто удивляюсь, как можно выразить словами то, что я… — Он остановился и подошел к камину, по очереди подержал в руках все вазы, затем поставил их на место. — То письмо, которое я написал тебе… я хочу извиниться за него. Я, должно быть, был не в себе.
— Я могу представить, что ты чувствовал.
— И все-таки мне не следовало писать это письмо. Ведь я был так же виноват в том, что произошло, как и ты, — меня даже следует больше винить за то, что я был…
— Таким дураком? — прервала она.
Он круто повернулся и посмотрел на нее:
— Разве я был таким уж дураком? В конце концов, ты такая очаровательная девушка.
Щеки Джейн вспыхнули.
— Что об этом сказала Кэрол?
— Она ничего не знает.
— Не хочешь ли ты сказать, что ничего не рассказал ей?
— Именно это я имею в виду. — Лицо его было крайне мрачным. — Это нелегко. Ночь, которую ты и я провели вместе… она делает невозможной расторжение брака через год. Ты знала об этом, да?
— Ты так считаешь.
Эти слова напомнили ему о его письме, и он покраснел.
— Вот почему я не сказал Кэрол. Когда она узнает, что мы должны будем ждать три года…
— Если она любит тебя, она подождет.
— Молю Бога, чтобы ты оказалась права.
Слова Николаса вонзились в Джейн подобно ножу, она поразилась, что продолжает спокойно сидеть, в то время как слезы рвались наружу.
— Тебе придется сказать ей когда-нибудь, — заметила она, с усилием выдавливая слова.
— Я знаю. Я разговаривал с Траппом об этом: единственный способ получить развод раньше — это сослаться на особые обстоятельства.
— Что ты имеешь в виду?
Он старался не встречаться с ней взглядом, и она поняла, что он испытывает неловкость.
— Если Кэрол… — Он замолчал, затем быстро сказал: — Если Кэрол забеременеет.
— Понятно, — холодно произнесла Джейн и склонилась над чашкой с чаем. Вот и конец ее надежде, что дополнительное время поможет ей завоевать Николаса. Если Кэрол боится потерять его, то она, несомненно, пойдет на то, чтобы родить ему ребенка.
— Давай лучше оставим все как есть, — сказал Николас. — Через несколько недель я перееду в мой клуб и расскажу Кэрол правду. Если она… если она простит меня, то мы можем жить вместе. Или же, если она предпочтет, мы можем уехать за границу до тех пор, пока я не получу развод.
— А как же компания? Ведь ты исполнительный директор. Ты откажешься от этого?
— Нет, если мы поселимся в Париже. Я смогу приезжать.
— Мне жаль, что все так вышло. — Джейн постаралась придать голосу хоть какую-нибудь легкость, но он звучал мрачно.
— Это не твоя вина, — бормотал он, — это просто… случилось…
Они пристально посмотрели друг на друга, затем он положил руку ей на плечо.
— Я рад, что мы заключили перемирие, — сказал он и вышел.
Все следующие недели Джейн неустанно трудилась в комитете герцогини Банстерской, возвращаясь каждый вечер в пустой дом слишком обессиленная, чтобы отдавать должное ужину в столовой, — она довольствовалась небольшим подносом с едой у себя в комнате. Но ни работа, ни усталость не спасали от горечи, которая наполняла ее каждый раз, когда она вспоминала о Николасе и Кэрол; и хотя она притворялась безразличной, когда слышала их имена, произнесенные вместе, иногда ей хотелось просто убежать прочь.
