Серьезный вид Антонио и пристальный взгляд подсказывали, что это каким-то образом касается ее.
- Может, ты объяснишь?
Он придвинул стул вплотную к ней и взял ее за руку.
- Я хочу, чтобы ты забыла все, что я говорил раньше.
- Все? - Мария смутилась.
- Я говорил, что никогда больше не женюсь. Тогда я так и думал. Я не знал, что ты сыграешь важную роль в моей жизни. В жизни моего сына. Ты спасла его.
Мария опустила голову. Так вот в чем дело, грустно подумала она. Обед благодарности. Что ж, приятно, что Антонио выражает ей признательность. Но это конец их сладко-горького романа.
Она подняла голову и увидела у него на ладони кольцо.
-Ох!
- Оно не в твоем стиле. Велико для маленькой руки. Слишком вычурно по сегодняшним меркам. Но я был бы горд и счастлив, если бы ты его носила.
Бриллиант был огромный, каратов в пять; его окружали рубины, красные, как королевская кровь. Огранка камней выглядела старинной, хотя золото блестело так, будто кольцо куплено только что, специально для нее.
- Невероятно, - вздохнула Мария, разглядывая столь щедрый дар,
- Оно триста лет служило венчальным кольцом Бонифаче. Наши невесты надевают перстень
и носят до тех пор, пока не наступает пора передавать его сыну.
- Невесты? - У нее путались мысли, в голове стоял туман. - Антонио, - жалобно сказала она, -не говори загадками. Не дай мне вообразить, что это кольцо - не просто награда за Микеле.
Он простонал.
- Извини. Я, как всегда, все делаю неправильно. Это так трудно... Я не хочу терять тебя, саrа. Выходи за меня замуж. Пожалуйста.
До нее вдруг дошло, что он опустился на одно колено. Антонио! На коленях перед ней! Он говорит прекрасные, невозможные слова!
- Скажи еще раз.
Он засмеялся.
- Не веришь?
- Не верю тому, что слышу. Повтори!
- Мария, я люблю тебя. Выходи за меня замуж. Пожалуйста! Эти два дня я убеждал нотариусов, сотрудников, мать, всех и каждого, что ты станешь моей женой и будешь играть активную роль в моей компании. Мы, итальянцы, во всем любим продуманность, и к такой перемене нужно было подготовить семью - семью по крови и по делу. Теперь я могу тебе уверенно обещать, что ты получишь все, чего заслуживаешь. Я знаю, что для тебя важна карьера, и в качестве моей жены ты будешь руководить отделом международного маркетинга.
Муж. Карьера. Она была как во сне. А семья?
- А как насчет детей? Я люблю Микеле как собственного сына, но...
- Я знаю. Разве я не сказал?
- Ты говорил, больше никаких детей.
- Если уж я иду на риск, беря тебя в жены, то принимаю все. Я хочу еще детей. И на этот раз я буду растить их вместе с их матерью.
- А что думает Женевра?
Антонио подмигнул.
- Трудновато с ней было. Микеле для нее всегда останется особенным, но мы поговорили перед моим отъездом в Рим. Мама понимает, что мы будем ее любить и уважать, если только она отнесется к нам с таким же уважением. Я ей сказал, что ты никогда не будешь пытаться выжить ее из дому или отнять внуков.
- Конечно! - мгновенно согласилась Мария.
- А еще я ее подкупил.
- Не может быть!
- Я сказал, что ты принесешь ей много-много бамбино, чтобы она их нянчила.
Мария засмеялась.
- Ты испорченный тип.
Он подмигнул и сжал ей руку.
- Не очень. И потом, я исправлюсь.
В эту ночь Мария спала в кровати Антонио с кольцом на пальце. И они начали создавать новое поколение Бонифаче. Создавать семью, где будут любить и спорить и в поте лица своего производить масло, ставшее вековой традицией. Семью, чья преданность своей родине и друг другу прорастает из земли, дающей оливы, и продолжается в потомках.
ЭПИЛОГ
В центральном офисе рекламной фирмы «Клейн энд Клейн» царило необычайное оживление. Хотя в списке их клиентов значились известные имена представителей политики, индустрии и шоу-бизнеса, им всегда хотелось заполучить новое большое имя. А «Бонифаче олив ойл», еще год назад никому не известный, был одним из самых перспективных импортеров.
Тамара Джексон примчалась на работу спозаранок. Она гордилась своими успехами в деле добывания могущественных клиентов, но никто из них не мог сравниться с «Бонифаче олив ойл». Ей удавалось внешне держаться холодно, но внутри она трепетала.
Тамара постучала в дверь конференц-зала и вошла, не дожидаясь ответа. В дальнем конце стояла женщина в элегантном черном шелковом костюме и смотрела в окно. На ней была шляпка - просто шик, в стиле сороковых годов, с короткой вуалькой, прикрывающей верхнюю часть лица. Длинные волосы были уложены в замысловатую прическу.
Тамара вспыхнула от зависти.
- Княгиня, добро пожаловать в Вашингтон. Надеюсь, вы хорошо долетели?
- Просто отлично, - сказала женщина и обернулась.
Итальянская княгиня безупречно говорила по-английски. Нет, не так: у нее был американский выговор. Тамара вглядывалась в лицо под вуалью.
- Вы американка? - спросила она.
- Si. - Женщина сняла шляпку. - Привет, Тамара. Как поживаешь?
- Мария?! - Она задохнулась, попятилась и села па первый попавшийся стул. - О господи! Как это?..
- С тобой все в порядке? - участливо спросила Мария.
- В порядке? Не знаю... - выдохнула Тамара. - Я, ей-богу... смотрю на тебя, девочка... То есть извините, княгиня... Мария! Я должна говорить «ваша светлость»? - Она что-то бессвязно лопотала, мельтешила, но безжалостно приказала себе взять себя в руки и закончила: - Ну, сейчас ты дашь мне пинка.
Мария сладко улыбнулась.
- Я собиралась.
- Мы все время издевались над тобой... Я так сожалею. Трудно было удержаться, ты представляла такую доступную мишень.
- Кажется, да. Представляла. - С ударением па последнем слове.
Да, подумала Тамара, ты сильно выросла с тех пор, как ушла из «Клейн энд Клейн». Невероятная перемена!
Тамара покусала губы, глубоко вздохнула и смирилась с неизбежным.
- Но твой трюк побил все наши трюки - признала она. - Стоит только посмотреть па тебя. Что ж, полагаю, нет смысла затягивать встречу. К кому ты собираешься обратиться, отказавшись от нас? В «Мастер Эдженси»? Или к Зандевскому?
Мария смотрела на своего давнего врага... вернее, на женщину, которую одно время считала своим главным врагом. Вспомнив их шалости на ее счет, она улыбнулась. Вообще-то это были шутки. Глупости, одним словом. А она была настолько стеснительна, что не видела за ними доброго к себе отношения и убегала, вместо того чтобы смеяться вместе со всеми.
