Он уткнулся лицом в ее волосы.
— Я испытал настоящее облегчение, когда мои люди выяснили наконец, что ты отправилась на эти острова.
— Вы не имели права следить за мной, — сказала Оливия. Ей хотелось, чтобы ее слова прозвучали гневно, но у нее это не получилось. Голос не слушался ее. Оливию била дрожь. Она чувствовала, что силы изменяют ей, и она вот-вот может упасть.
— Лучше оставьте меня, Эдвард. Я… я не чувствую…
Он обнял ее и привлек к себе.
— Я знаю, что ты чувствуешь, — шепнул он, — ты чувствуешь себя, как… летний закат, когда в мире прекрасно и тепло, а твои волосы пахнут сиренью…
Боже, ну почему она позволяет ему так обращаться с собой? Все повторяется точно так же, как в последний раз, когда они были вместе. Он прикасался к Оливии, целовал ее, отбрасывал назад ее волосы и шептал на ухо нежные слова, прижимался губами к ее коже, — и все это завершится точно так же, как было и раньше, градом обвинений и яростью.
— Эдвард…
— Да, дорогая?
Его голос был ласков, так же ласков, как бриз, дующий над дюнами и несущий аромат тропической ночи.
— Эдвард… Я умоляю тебя… — Она вскрикнула, когда он расстегнул первые несколько пуговиц на ее платье и сунул за отворот свои ладони. — Не делай этого… — Она застонала, когда его пальцы начали гладить ее груди. — Эдвард, я не хочу, я не…
— Любимая, — прошептал он.
Он нагнулся и горячими губами стал целовать ее. Оливия вскрикнула, когда их тела соприкоснулись, и поняла, что не сможет долго противиться тому, чего так страстно желает сама. Ее руки сами взметнулись и крепко обняли его шею, из его гортани вырвался какой-то крик, и он прижал ее к себе еще сильнее и целовал, целовал, целовал ее, пока она не почувствовала, что теряет голову от желания.
— Я не могу больше ждать, — прошептал Эдвард. Его руки скользнули к талии Оливии, подняли юбку и собрали ткань сзади, на спине. Потом он подцепил большими пальцами края шелковых трусиков и спустил их к ее ногам.
Потом Эдвард погрузил свое лицо в хлопчатобумажную юбку и так сильно прижал к ней свой рот, что она почувствовала жар его поцелуя сквозь ткань. Его руки уже блуждали по ее коже, по ее горячей плоти, они дотрагивались до таких мест, к которым никто еще не прикасался. Когда девушка почувствовала прикосновение его пальцев к внутренней поверхности бедер, она вскрикнула.
Они опустились на песок, обхватив друг друга руками и слившись в жадном поцелуе. Эдвард стянул платье с ее плеч, она почувствовала его теплое дыхание на своей коже, а потом обжигающий жар его рта. Ее руки теснее сомкнулись вокруг него, и вся она подалась ему навстречу.
Оливия твердила себе, что то, что она испытывает к нему, всего лишь чувственное влечение, но это была ложь. Желание может кружить голову, полыхать в крови, но оно не может заставить биться сердце в груди так сильно, что оно вот-вот разорвется. Оно не может порождать стремление отвечать поцелуем на поцелуй, прикосновением на прикосновение, оно не может вызывать слезы на глазах и дрожь ресниц.
Сделать это способно лишь одно чувство, то, в котором она отказывалась признаться. С дыханием с ее губ слетело слово, которое она тщетно пыталась удержать.
— Я люблю тебя, о, Эдвард! Я…
Ее надломленный шепот смолк в его объятиях. Было поздно вернуть сорвавшиеся с уст слова, она еще ждала, что он оттолкнет ее от себя, рассмеется и использует ее невольное признание для того, чтобы в очередной раз унизить ее.
Но он взял ее лицо в ладони и поцеловал, потом встал и поднял Оливию на ноги. Медленно, не отрывая глаз от нее, Эдвард застегнул пуговицы на ее платье и снова поцеловал ее.
— Пойдем со мной, — мягко сказал он. Он вел ее по песку к тому месту, где стояла его машина, помог ей сесть и, прежде чем занять свое место за рулем, еще раз крепко поцеловал. Двигатель заработал, и тут она неожиданно вспомнила: она была нагой под платьем. Оливия вспыхнула и прошептала:
— Эдвард!
— Да?
Она дотронулась кончиком языка до пересохших губ.
— Мои… мои трусики.
Его рука скользнула ей под юбку и замерла, достигнув бедер.
— Они не нужны тебе…
— Но… но я не могу… Он перегнулся к ней через руль, откинул волосы, запрокинул голову и крепко поцеловал в губы.
— Я не собираюсь трогать тебя, — с нажимом прошептал он, — по крайней мере, пока мы находимся в машине. Я хочу думать о тебе и хочу, чтобы ты думала обо мне и о том, что произойдет тогда, когда мы будем принадлежать друг другу.
У нее пересохло в горле. Девушка хотела сказать ему, что не могла даже мечтать о том, что происходит сейчас между ними, но не успела.
Его нога с силой надавила на газ, и, выбросив из-под колес град камешков, машина сорвалась вперед, в ночь.
10
Эта машина была почти точной копией той, на которой Эдвард ездил в Нью-Йорке — длинная, низкая, предназначенная для быстрой езды. Всего несколько дней назад Оливию стесняло то чувство близости, к которой располагал ее тесноватый салон, но сейчас, когда они мчались сквозь темную ночь, эта близость только усиливала возбуждение, пульсирующее в ее крови.
Эдвард взял ее руку и положил себе на бедро, да так и не отпускал, поэтому, когда он переключал рычаги, она словно бы участвовала в его действиях. Это была единственная точка соприкосновения с ним, но Оливии казалось, что их тела уже слились воедино. Ее бросило к нему, когда машина сделала крутой поворот, и Оливия уловила его запах, запах сильного и чистого тела.
— Эдвард, — прошептала она его имя и ничего больше, потому что чувствовала, что все то, что они должны сказать друг другу, скоро будет сказано, и знала, что он понимал это, потому что поднес ее ладонь к губам и поцеловал.
Он остановил машину возле одинокого домика на берегу залива, потом взял ее на руки и прильнул к ее губам крепким и жадным поцелуем.
Она прижималась к нему, когда он пронес ее сквозь темноту и поднялся в комнату, залитую молочным отсветом луны и полную аромата моря. Он медленно прижал Оливию к себе, и она своей плотью ощутила, как сильно он возбужден.
Ее груди прижимались к его телу, соски отвердели от соприкосновения с ним, а когда она ощутила его плоть у себя между бедер, она со стоном произнесла его имя.
— Да, — прошептал он хриплым, почти чужим голосом, — да. — Его пальцы стали расстегивать пуговицы одну за другой. Глаза Эдварда походили на темные озера, ноздри трепетали от желания, и она задрожала, когда поняла, каких усилий стоит ему не сорвать с нее одежду одним рывком.
Когда он расстегнул пуговицы до самой талии, то взял ее лицо в ладони.
— Оливия, — прошептал он, и она подумала, что никогда еще ее имя не звучало так сладостно и красиво.
