Ева вздохнула — так вздыхают, когда дают понять человеку, что от него устали и не видят смысла продолжать с ним разговор. И все-таки я задал еще один вопрос — хотя на самом деле мне нужно было сменить тему и заговорить о Лоосе, — не потому ли Валери ухватилась за меня, что в ее браке назревал кризис? Этого она не знает, сказала Ева, потому что Валери не делилась с ней подробностями своих отношений с мужем. Валери словно бы выстроила защитный вал вокруг своего брака, и она, Ева, отнеслась к этому с уважением и никогда не пыталась проникнуть за эту преграду. Когда же Валери порой как бы между прочим начинала говорить о Феликсе, голос у нее звучал удивительно тепло, в нем слышалось уважение, даже любовь. Так что ей, Еве, было нелегко догадаться, что заставляет эту женщину бросаться в объятия другого. Она предполагает только, что сейчас Валери уже этого не хочется. Однако она может с уверенностью сказать: причиной происшедшего не были ни вульгарное стремление к разнообразию, ни присущее бабникам искусство соблазна. Слово «бабник» я пропустил мимо ушей и сказал: жаль, что их брачный союз не удалось восстановить. В сущности, я на это рассчитывал, искренне на это надеялся и желал этого им обоим.
— «Прав будь, человек, милостив и добр»,[5]— продекламировала Ева.
Я выслушал равнодушно и это замечание, добавив только, что, с другой стороны, понимаю Феликса: распахнуть дверь перед неверной женщиной, которая просится обратно, — такое не каждому дано.
— А ему было дано, — возразила Ева, — он встретил ее букетом роз.
— Значит ли это, — спросил я, — что Валери не хотела к нему возвращаться?
— На первый взгляд — да, — сказала Ева. — Но кое-какие признаки неопровержимо свидетельствуют о том, что желание вернуться у нее все-таки было, однако она подавляла его в себе.
— Если это действительно так, — сказал я, мне очень хотелось бы знать почему.
— Причины глубоко скрыты, — ответила Ева, — и разобраться в них трудно.
— Но ты-то их знаешь?
— Скорее чувствую, — сказала она.
Я предоставил ей чувствовать, а сам заказал минеральную воду.
— Ты вообще была с ним знакома, с этим Феликсом Бенделем? — спросил я затем.
— Знакома — нет, — ответила она, — мы с ним виделись только один раз, случайно, когда он ненадолго заехал к Валери.
— Он приезжал к ней сюда?
— Да, приезжал — в конце первой недели ее пребывания здесь.
— Верно. Помню, она мне об этом рассказывала. Он у нее ночевал?
— О, господин изволит ревновать! Кто бы подумал! Могу тебя успокоить: она была тебе даже слишком верна. Я чуть не сказала: «К сожалению».
— Слишком верна? Что это значит?
— Это значит, что последняя отчаянная попытка Феликса отвоевать ее вновь с треском провалилась. Она его отвергла, притом окончательно: наверно, это было ужасно для них обоих. Когда Валери мне об этом рассказала, как всегда намеками, мне сразу стало ясно, что речь шла о Феликсе, которого я случайно встретила в тот вечер. Я ждала лифта на первом этаже, и когда лифт спустился и я открыла дверь — она не автоматическая, — то увидела мужчину с бледным лицом, который растерянно глядел на меня. Я поздоровалась и вошла в лифт. Поскольку этот человек ехал вниз и не вышел на первом этаже, я решила, что ему, как и мне, нужно в подвал. Но он не вышел и там, тогда я спросила его, что он ищет. «Выход», — хрипло сказал он. Я объяснила, что ему надо подняться на один этаж, пройти направо по коридору и там он увидит дверь. Такова была моя встреча с Бенделем. Но, как я вижу, тебя это не интересует. Ты без конца барабанишь пальцами по столу. Так что давай выкладывай, зачем пришел.
Барабанил я чисто машинально. Я извинился и спросил Еву, говорит ли ей что-либо такое имя — Беттина Лоос. Она задумалась, покачала головой и сказала:
— Впервые слышу. Кто это?
— Ну, она отдыхала здесь после лечения, в одно время с Валери. Она могла тебе где-то встретиться.
Прищурившись, Ева испытующе смотрела на меня.
— Ага, — сказала она, — понимаю. Ты действовал сразу по трем направлениям. Ты думал, она здесь, или надеялся, что я скажу тебе, где она сейчас прячется?
— Чушь, — возразил я. — У меня с ней ничего не было. Она отдыхала здесь вместе с мужем.
— Брось, я носом чую: ты здесь ради нее.
— Возможно, но не так, как ты думаешь. Во-первых, я даже не был с ней знаком, а во-вторых, ее уже нет на свете.
— Вроде начинаю понимать, — сказала Ева. — Ты же адвокат. Расследуешь уголовное дело?
— Возможно.
— А почему сразу не сказал, зачем я тебе понадобилась? Сидишь тут, вежливо слушаешь истории про Валери, а в голове у тебя — совсем другое.
— Да. Или нет. Извини, я слегка растерян и кажусь себе смешным.
— Первый раз сегодня ты сказал что-то симпатичное. Так в чем же дело?
— Могу сразу сказать: я пришел сюда не как адвокат. Это сугубо частное дело. Я хотел просто спросить тебя, не произошел ли здесь у вас, в крытом бассейне, в июне прошлого года несчастный случай со смертельным исходом? Жертва, женщина лет сорока, поскользнулась на краю бассейна и через несколько часов скончалась от этой травмы в больнице в Лугано. Слышала ты что-нибудь об этом происшествии?
— Нет, — сказала Ева, — об этом я ничего не знаю.
— Могло это каким-то образом пройти мимо тебя?
— Мне кажется, такое почти исключается. Конечно, о подобных случаях здесь говорят очень осторожно, но все-таки что-то просачивается. Ты имеешь в виду эту — как ее звали?
— Беттина Лоос, — сказал я. — А может быть, по другому.
— Как таинственно, — заметила Ева.
— Пожалуй, — согласился я. — Но многое прояснилось бы, если б ты могла выяснить две вещи. Во-первых, отдыхала ли здесь год назад женщина с такой фамилией, а во-вторых, не произошел ли здесь в крытом бассейне несчастный случай с одной из отдыхающих. Если да, то как ее звали?
К моему изумлению, Ева ответила:
— Через пять минут будешь знать и то и другое. Вон идет наш директор, сегодня я уже с ним виделась. Если произошло несчастье, ему должно быть об этом известно, а прошлогодний список гостей компьютер выплюнет за три секунды. Я пошла.
Желудок у меня все никак не успокаивался. Я заказал еще «ферне». Взгляд мой скользил по заливу Аньо.[6]По ту сторону проглядывал сквозь дымку Коллина дʼОро, он был блеклого зеленовато-серого цвета, а Монтаньола казалась просто расплывшимся пятном. Я протер очки, пальцы у меня подрагивали от нетерпения. Когда Ева вернулась, по ее лицу ни о чем нельзя было догадаться. Она спросила, откуда у меня эта информация.
