Вот делегаты скифов обращаются к этим и другим собравшимся на совет царям и, ссобщая о надвигающейся персидской лавине, взывают: Вам ни в коем случае не следует держаться в стороне и допустить нашу гибель. Давайте выступим единодушно навстречу врагу…
И чтобы склонить их к сотрудничеству и к общей борьбе, говорят, что персы идут не только против скифов, но хотят покорить все народы: раз [персидский] царь переправился на наш материк, он подчинит все народности на своем пути.
Цари, как сообщает Геродот, выслушали речи скифов, однако их мнения разделились. Одни сочли, что скифам, безусловно, надо помочь и выступить вместе, остальные же предпочли остаться в стороне, считая, будто на самом деле персы хотят отомстить только скифам, а прочих не тронут.
Видя такие разногласия и зная, что противник весьма силен, скифы решили избежать открытого боя и стали медленно отступать, угоняя скот, засыпая колодцы и источники и уничтожая траву на земле. Они разделились на две группы и, держась от персов на расстоянии дневного перехода, начали безостановочное отступление, при этом дезориентируя неприятеля своими маневрами и заманивая его все дальше в глубь страны.
Что решили, то и сделали.
Кибитки с женщинами и детьми, а также весь остальной скот<…> они направили вперед с приказанием все время двигаться на север.
На север, где от людей жаркого юга — персов — их будет защищать мороз и снег.
В открытый же бой с вторгшейся на скифские земли армией Дария они не вступают. С этого момента их тактикой, их оружием будет хитрость, маневренность и засады. Где они? Убежали — быстрые, загадочные, словно миражи, ведь вот только что были здесь, в степи — и нет их уже.
То там, то тут Дарий видит их конницу, видит несущиеся галопом передовые отряды, исчезающие за линией горизонта. Ему докладывают, что их видели на севере. Он направляет армию туда, но, достигнув нужного места, воины видят, что их завели в пустыню. В этой пустыне никто не живет, а лежит она в стране будинов, растянувшись на семь дней пути. И так далее, и так далее. Геродот подробно пишет об этом. Скифы хотят заставить несогласных соседей присоединиться к общей борьбе, а для этого петляют таким образом, чтобы войска Дария в погоне за ними прошлись по землям тех племен, которые предпочли остаться в стороне от борьбы. Теперь, задетые персами, они волей-неволей будут вынуждены присоединиться к скифам и вступить в борьбу с Дарием.
Чем дальше, тем больше царь персов чувствует свою беспомощность; он посылает наконец гонца к скифскому царю с требованием прекратить бегство и либо сразиться с ним, либо признать его господство над собой. На что царь скифов отвечает: мы вовсе не убегаем; но у нас нет ни городов, ни возделываемых полей — нам нечего защищать. А потому мы не видим причины для сражения. Однако за свои слова — что ты, дескать, наш господин — и за свое требование, чтобы мы это признали, ты дорого заплатишь.
Услышав слово «рабство», скифские цари пришли в негодование. Они любили свободу. Они любили степь. Они любили безграничное пространство. Возмущенные тем, как их унизил и оскорбил Дарий, они скорректировали свою тактику. Решили не только петлять и кружить, не только запутывать следы, но и нападать на персов, когда те будут искать пропитания для себя и корма для своих коней.
Положение армии Дария становится все более тяжелым. Здесь, в огромной степи мы видим столкновение двух стилей, двух структур. Сплоченной, жесткой, монолитной структуры регулярной армии и свободной, подвижной, неуловимой структуры небольших тактических соединений. Это тоже армия, но аморфная армия теней, призраков, разреженного, прозрачного воздуха.
— Выходите, покажитесь! — кричит Дарий в пустоту. Но ответом ему лишь тишина чуждой, необъятной, бескрайней земли. Он стоит на ней со своей могущественной армией, которую не может использовать: она бессильна и ничего не значит, потому что вес ей может придать только противник, но он не желает появляться.
Скифы видят, что Дарий оказался в трудной ситуации, и посылают к нему с гонцом дар: птицу, мышь, лягушку и пять стрел.
У каждого человека есть своя когнитивная и интерпретационная карта, своеобразная понятийная сетка, которую он, чаще всего инстинктивно и бессознательно, накладывает на каждую встреченную им реальность. Но порой реальность не соответствует нашей сетке, не укладывается в ее ячейки, и тогда эту реальность и ее элементы можно увидеть в ложном свете и в результате ложно интерпретировать. Это обрекает человека на жизнь в обманчивой реальности, в мире ложных понятий и знаков.
Так случилось и на этот раз.
Получив от скифов дары, персы собрали совет. Дарий полагал, что скифы отдают себя в его власть и приносят ему (в знак покорности) землю и воду, поскольку мышь живет в земле и питается, как и человек, ее плодами; лягушка обитает в воде, птица же больше всего похожа [по быстроте] на коня, а стрелы означают, что скифы отказываются от сопротивления. Такое мнение высказал Дарий. Против этого выступил Гобрий. Он объяснял смысл даров так: «Если вы, персы, как птицы не улетите на небо, или как мыши не зароетесь в землю, или как лягушки не попрыгаете в болото, то не вернетесь назад, пораженные этими стрелами». Так персы стремились разгадать значение даров.
А тем временем скифы выступили в боевом порядке с пехотой и конниками, для сражения с персами. Вид, должно быть, они имели впечатляющий. Все археологические раскопки, все, что было найдено в курганах, где скифы погребали усопших в их одеяниях, вместе с конями, оружием, амуницией и украшениями, говорит о том, что их головные уборы были покрыты золотом и бронзой, что на их конях была упряжь, проклепанная и скрепленная чеканным металлом, что у них были мечи, топоры, луки и колчаны, тонко гравированные и богато украшенные.
Две армии стоят друг против друга. Одна — персидская, самая большая в мире, и вторая, маленькая, — скифская, стоящая на страже земли, дали которой заслонены от Дария белой пеленой снега.
Вот он, момент высокого напряжения, думаю я, но тут приходит мальчик и сообщает, что аббэ Пьер приглашает меня на другой конец двора, где в тени раскидистого мангового дерева поставлен стол, а на столе ждет обед.
— Минуточку! Сейчас! — говорю я, вытираю испарину со лба и читаю дальше:
Когда скифы уже стояли в боевом строю, то сквозь их ряды проскочил заяц. Заметив зайца, скифы тотчас же бросились за ним. Когда ряды скифов пришли в беспорядок и в их стане поднялся крик, Дарий спросил, что означает этот шум у неприятеля. Узнав, что скифы гоняются за зайцем, Дарий сказал своим приближенным, с которыми обычно беседовал: «Эти люди глубоко презирают нас, и мне теперь ясно, что Гобрий правильно рассудил о скифских дарах. Я сам вижу, в каком положении наши дела. Нужен хороший совет, как нам безопасно возвратиться домой».
Историки сходятся во мнении, что именно скифы остановили продвижение Дария в Европу. Но какова же в этом историческая роль зайца? Не будь его, судьбы мира могли сложиться по-иному. Главной причиной отступления Дария стало, в конечном счете, то, что, беззаботно гоняясь за зайцем на глазах персидской армии, скифы продемонстрировали пренебрежение опасностью, презрение к персам. И это презрение, это унижение оказалось для персидского царя ударом более страшным, чем проигрыш великого сражения.
