Книга Записки одной курехи - Мария Ряховская

В тоске проводила я дни свои, и только редкие концерты и тусовки озаряли жизнь мою быстро гаснущей вспышкой кайфа.

Однажды к маме приехала ее знакомая. Маленькая, русоголовая, хрупкая доктор наук с большими голубыми глазами. Мама с некоторых пор стала окружать себя чудаковатыми личностями, в общем-то инженерами, а в душе – религиозными философами. Эта нынешняя наша гостья была… да кем только она не была!.. Прозорливицей, астрологом, православной верующей и последовательницей экуменизма. Работала в обсерватории одной из южных республик – предсказывала смерчи, ураганы и вспышки на Солнце, а еще раньше разбивала градовые тучи – из пушки. В тот момент своей жизни, когда она познакомилась с нашей мамой, эта дама как раз переезжала в Загорск из Нальчика. По словам этой Валентины, в Нальчике били русских и хлеб ей приносил на дом сотрудник по антиградовой службе, балкарец. Валентина продала квартиру и решила переехать поближе к святителю земли Русской Сергию Радонежскому.

Нам с мамой она рассказывала о «Новом Евангелии» Даниила Андреева, о жизни будущей, которая наступит в XXI столетии: всемирной столицей будет Москва и все станут говорить на церковнославянском.

Папа выглядывал из-за кухонной двери и хихикал, глядя на нее.

– Хитрец этот Андреев, – говорил он. – Шадданакар, уицрирор, хохха… Его птичий язык позволяет увернуться от критики. Будь у меня хоть пять высших образований – я все равно не пойму, что значат эти эгрегоры и прочие стихиали. Я должен или принять правила игры – и смотреть на мир глазами Андреева, – или отложить книгу. Дискуссия невозможна! Он создал свой космос и сочинил к нему свой язык.

– А не надо критиковать. Надо принять. Как откровение, – мягко, но властно сказала дама-градобойца. – Автор получил это знание в тюрьме и заплатил за него своими страданиями, пытками… Вот как я заплатила за свое знание страданиями! Боже, я стреляла пушкой в градовые тучи! В небо стреляла! Теперь мне надо молиться до смертного часа, чтоб отмолить такой грех! Молиться ангелу града и ветра, ангелам дождя… Как это сказано в апокрифах Еноха? И есть ангел града, и в небесах дом ангелов снега…

– Енох пишет про снег? – усомнилась я. – Разве в Палестине есть снег?

– Он пророк Божий – думаешь, он не знает, что в мире идет снег? Бо-оже! – блаженно выдохнула дама. – Еноху нужно молиться и громовержцу Илии. Не знаю, помилует ли он меня. Он стра-ашный!

– Да, – сказала я. – Может молнией вас поразить! Как Перун.

Мою иронию Валентина оставила без внимания. Зато папа, рассмеявшись от моих слов, не упустил случая оснастить мой ум знаниями:

– В Теогонии Гесиода читаем о Зевсе, Маша. Он появлялся с небес и с вершины Олимпа, меча молнии: стрелы вылетали из его руки и сопровождались громом и молнией, распространяли пламя. В индийской Ригведе говорится о верховном боге Индре, трясущем молниеносное копье. Индра несется в вихре и приносит на землю ливни. Он катит колесо Сурьи – солнце. У латышей и литовцев бог-громовик зовется Перкуном, слышишь наши балтославянские корни? Молниями он убивает злых духов. Почитают его в огне горящим и в дубовых рощах, как нашего Перуна. Громовержец Зевс (узнаешь? латинское деус !) – тоже мечет молнии и даже снисходит на своих полюбовниц в виде дождя и молнии. Скандинавский Тор, сын Одина, поражает молнией великанов, как и Зевс. Название домусульманских божков в Иране, Индии и у тюрков – дэвы – родственно латинскому деус и происходит из санскрита…

– Какая разница, как зовут бога, если ты не веришь в него? – раздраженно сказала Валентина: судя по всему, она совсем не переносила, когда внимание принадлежало кому-то другому.

Папа понял это и, улыбнувшись, замолчал.

– Не обращайте на него внимания! – сказала мама. – Вся эта его наука совершенно не нужна для жизни. И даже вредна! – И перевела на гостью свои восхищенные глаза.

– Богов-громовержцев боятся другие боги, – невозмутимо продолжал свою лекцию папа. – У шумеров и аккадцев Марту получает на пиру богов двойную порцию мяса, хотя он не женат. Хотя его коллегам подают по две, только если они семейные…

– На месте распорядителей банкета я бы исходила из того, какой супруг, – и за это награждала гостя мясной премией, – произнесла мама, выразительно глядя на отца. – К примеру, если супруг что-то там постоянно неумело создает на земле… как, например, некоторые ставят в деревне совершенно гнилые дома… а потом их еще обворовывают собственные строители…

– …если же у бога есть сын, ему полагалось три порции. То есть если ему жена родила сына… – уточнил папа.

– Еноха и Илию Господь забрал живыми на небо, – продолжала свой рассказ о небесном Валентина, не обратив внимания на ничтожные земные разборки. – Больше никого! Только их! Они явятся перед концом света – проповедовать.

– Слушай, Машка! Вот кого надо слушать! – перебила ее мама. – Не твоих сальных визгунов!

Мама, папа и Валентина тащили меня в разные стороны. Когда подобное со мной делали в детстве и это происходило в деревне, я обычно убегала «на яму». Тогда все решалось просто.

– …Енох и Илия явятся и спросят: Валя, тебе многое было дано! Зачем ты делала это?..

Эта Валентина, как наша жердяйская Капа, не желала жить без поэзии и без возвышенного. Самый доступный способ получить то и другое разом – религия. При этом она была единственной женщиной, имеющей докторскую степень, в Академии Кабардино-Балкарии. Так что не страдала низкой самооценкой. Похоже, она и в самом деле была уверена, что пророки Енох и Илия специально сойдут с неба – и притом седьмого! – чтоб поучать и вразумлять ее.

«С такой профессией, да еще обладая мистическим сознанием, запросто можно чокнуться, – пожалела я ее. – Шутка ли – всю жизнь исследовать и предсказывать катастрофы».

Из слов Валентины мы узнали, что Антихрист уже пришел и навсегда пролегла грань между Светом и Тьмой. Мы уже не вольны перейти из одного лагеря в другой.

Мама увлекла Валентину в мою комнату. Она, как всегда, не упустила случая повоспитывать меня чужими устами.

– Ты скажи ей, Валя! Ну нельзя же всякую грязь на себя притягивать, – сказала мама и показала на мои стены, сплошь залепленные черно-белыми фотоснимками Цоя.

Валентина чуть наклонилась к маме, видно, хотела ей замечание сделать: второй раз видятся, а она «тыкает», но отвлеклась от чувства уязвленной гордости, разглядывая мои жутковатые стены.