Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
– Ну и нормально. – Он вздохнул, глубоко затянулся и, выталкивая дым, признался: – У меня сложнее…
– Да что случилось-то? Объясни толком.
Слава сдул пепел, смотрел на огонек, не решаясь рассказывать, но и тяготясь в то же время носить в себе свою неприятность. Многим необходимо делиться с другими всякими там проблемами, идеями, впечатлениями, это как бы облегчает их страдания или подкрепляет надежды, восторги.
– Говорю же, машину разбил…
– Ту «шестерку», что ли? – удивился я, не веря, чтобы Слава так переживал из-за развалюхи, которой место давно на свалке.
– Да нет. Я «десятку» ж взял, всего месяца три как. Обделал все, движок форсированный поставил, тонированные стекла, сигнализацию «Дефа-700», почти шесть лимонов… И вот теперь куча дерьма…
– А кто виноват?
– Ну, этот, старикан на «Москвиче». Перекресток знаешь, где Трудовая и Красногвардейская?
Я кивнул:
– Конечно! Мне там тоже бочину помяли разок.
– Вот, в этом месте… – Слава громко взглотнул, вспомнил, наверное, как врезается в его забацанную «десятку» убогий ржавенький «москвичок». – Уже зеленый загорелся, я рванул, а тут эта тварь слева. И такой удар был, меня аж на тротуар выбросило… и об столб… Хорошо, что один ехал, так бы размазало, кто рядом…
– Н-да, – я покачал сочувственно головой. – А этот-то как, кто тебя клюнул?
– Ни хрена себе – клюнул! – У Славы блеснули глаза, некоторое время было такое выражение, словно он готов дать мне по роже, чтоб не издевался. – Клюнул… – Закурил новую сигарету. – Ничего ему, так, сотрясение в легкой форме… Ну, естественно, оценили нормально, на пять тысяч баксов. Херли – один движок чего стоит… да и вообще, весь кузов, считай, на лом…
– И что, выплачивать не хочет?
– М-м… – Слава снова взглотнул, ответил, глядя в окно: – Да повесился этот урод.
Вот, становится интересно.
– Как раз после нашего разговора… Ничего я ему… предупредил просто, что сто лет ждать не буду. Что мне, пешком, что ли, ходить теперь? Была новая тачка, разбил – возвращай… Он: да, дескать, конечно, буду стараться, а сам… – Слава приставил ребро ладони к горлу, толкнул вверх подбородок.
– Хитро, – я усмехнулся. – А у него родные остались?
– Жена, дочь, кажется, – уныло ответил Слава. – Но они, получается, тут ни при чем.
– Вообще-то да… И что теперь думаешь делать?
Слава поскрипел туфлями, покачался на каблуках.
– Черт его знает… Заморочка, короче… – Вздохнул протяжно. – Пришел вот к Верескову, может, он чем поможет. Знаешь Верескова? Замначальника…
– Нет. Познакомишь?
Хорошо бы завести такое знакомство. С гаишниками у меня отношения напряженные, частенько они меня достают. И деньги, самое интересное, из пяти четверо брать отказываются. То ли принципиальные уж такие, то ли слишком пугливые.
– Потом как-нибудь, сейчас не до этого…
– Угу, угу, – оживился я. – Давай, Слав, с чего это жена ни при чем! Пускай гараж продают, дача, наверное, есть, остатки этого «Москвича» своего. Лимонов сорок снять вполне реально.
– Посмотрим… сорок лимонов… – поморщился Слава. – Ладно, пойду с Вересковым перебазарю, может, что и получится. – Размазал окурок «Житана» по батарее, направился к кабинету замначальника районной ГАИ.
Если они достаточно близко знакомы, то скорее всего что-то получится отвернуть. О Верескове я слышал много хорошего.
1997 г.
Часть 2
Сутки
1
– Ромыч! Эй, Ромыч, вставай. Пора! – тревожный, до сипения приглушенный голос Терентия. – Слышишь?
– Слышу, отстань…
Секунд пять тишины. И опять:
– Ромы-ыч…
Открываю глаза, в них болью – белый слепящий свет. Крепко жмурюсь, защищаюсь ладонью.
– Убери ФАС, придурок!
– Электричество отключили.
– Ну и теперь надо в шары фонарем тыкать?
Сна будто и не было. Какие-то теплые разноцветные картинки, что виделись там, в забытьи, заслонило, похоронило собой пробуждение.
– Ур-род вонючий, долбон, гамадрил, – бормочу я, натягивая штаны.
Терентий – молодой сержантик – светит мне, слушает.
– Свинадзе… Как там погода?
– Дождь.
– Бли-ин…
– Ну, я пойду? На пульт надо.
– Катись, гнутяра.
Пуская вперед себя столб света, Терентий выходит из кубрика. Я ощупью нахожу стоящие под банкеткой сапоги. Портянки совсем не просохли. Китель и штаны – тоже. Постельное белье влажное, липкое, как будто повалялся на нем огромный слизняк… Этот дождь в конце концов все размочит, превратит в вязкую, вонючую жижу… В натуре воняет, повсюду воняет гнилью и разложением, прокисшим потом, мертвечиной от затасканных портянок.
В стекла постукивают дробинки капель декабрьского дождя. Скрипят, качаемые ветром, хиленькие березки вокруг плаца.
Через силу, но по привычке быстро оделся, застелил, как получилось, постель (через четыре часа вернусь досыпать).
Проходя мимо бытовки, натолкнулся взглядом на черное пятно висящей на зеркале парадки. Да, сегодня же Лысон срывает! Значит, нашего призыва здесь остаются двое: я и Арбуз.
В сушильной комнате – и то влажная прохлада. Бушлат-заполярка, заботливо разложенный мной на батарее, чуть только теплый, но нисколько не просохший. Да и как тут что-нибудь высохнет, согреется? Дрова от этой сырости ни хрена не горят, а соляры или бензина не достанешь; Лысона повезут на станцию не на нашем «уазике»-«черепе», а должна прийти машина, собирающая по заставам дембелей. Бензина у нас, Салыч сказал, на парочку выездов по сработке.
– Четыре минуты осталось, Ромыч, – капнул Терентий, как только я появился в дежурке.
– Заткнись. Магазины давай.
Сержантик подает заранее забитые патронами магазины, кобуру с ракетницей, ФАС. Я вынул из шкафа автомат. Нанизываю на ремень подсумок, ракетницу. За пазуху запихнул трубку связи.
– Все, пора докладывать. – Терентий оправился, подтянул ремень, проверил, точно ли по переносице находится кокарда, и почти по-строевому направился к канцелярии.
– Ну и придурок ты, Терентий, – говорю ему вслед.
Ничего, ладно, – скоро выветрится из него закваска сержантской школы. Еще месяцок-другой подрыгается, покозыряет, а потом разберется, и будут мысли у него только о том, как бы побольше поспать и пожрать да поменьше на службе вкалывать.
* * *
Маленького роста, щупленький, хмельной со сна лейтенант Пикшеев, закатив глаза, бешеной скороговоркой, из которой я за два года явно разобрал только начало: «Приказываю выступить на охрану государственной границы…», объясняет, как и где я должен ходить, что делать при обнаружении врага, какие объекты особенно тщательно охранять и т. д. Его однотонный голос убаюкивает меня – не голос это, а журчание ручейка, и высокая мягкая трава вокруг, брызги солнечных лучей плещутся в студеной воде; так хочется лечь в траву, спрятать лицо, задремать… И когда я готов привалиться к гипсовому макету пограничного столба, что справа от меня, Пикшеев замолкает.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
