Шла пятая неделя, и в один прекрасный день он позвонил Глории. Энтони сидел дома и старался занять себя чтением «Воспитания чувств». И что-то в этой книге подтолкнуло его мысли в направлении, которым, едва вырвавшись на волю, они следовали всегда, словно лошади, торопящиеся в родную конюшню. Дыхание неожиданно участилось, и Энтони направился к телефону. Когда он называл номер, голос прерывался и дрожал, как у школьника. Телефонистка на центральной станции, должно быть, слышала удары его сердца. Щелчок снятой на другом конце трубки прозвучал трубным гласом, призывавшим на Страшный суд, а приторно-сладкий, как стекающий в банку кленовый сироп, голос миссис Гилберт поверг Энтони в ужас одним-единственным словом «Алло?».
— Мисс Глории нездоровится, она прилегла отдохнуть. А кто ее спрашивает?
— Никто! — выкрикнул Энтони.
Охваченный паникой, он с грохотом швырнул трубку на рычаг и упал без сил в кресло, задыхаясь и обливаясь холодным потом, но тем не менее испытывая при этом неожиданное облегчение.
Серенада
Он встретил Глорию словами: «А вы постригли волосы». И она ответила: «Да, правда здорово?»
Короткая стрижка еще не вошла в моду, это произойдет лет через пять или шесть, а в то время такая прическа считалась крайней дерзостью.
— На улице светит солнце, — с серьезным видом сообщил Энтони. — Не хотите прогуляться?
Глория надела легкое пальто и затейливую пикантную шляпку бледно-голубого цвета а-ля Наполеон. По Пятой авеню они добрались до зоопарка и выразили должное восхищение невозмутимым величием слона и длинной шеей жирафа, а вот к домику, где жили обезьяны, не пошли, так как Глория заявила, что от них дурно пахнет.
Потом они отправились обратно к отелю «Плаза», болтая о пустяках и радуясь пению весны, наполнявшему воздух, и теплому благоуханию, окутавшему внезапно засиявший золотом город. Справа находился Центральный парк, а слева — нагромождение гранита и мрамора глухо нашептывало обращение неведомого миллионера, адресованное всем, кто его услышит. Звучало оно примерно так: «Я трудился и копил деньги, я оказался хитрее и изворотливее всех сыновей Адама, и вот теперь, черт возьми, сижу здесь! Да, вот так!»
По Пятой авеню разъезжали самые красивые автомобили последних моделей, а впереди маячил непривычно белый и манящий отель «Плаза». Глория ленивой плавной походкой шла чуть впереди Энтони, бросая время от времени небрежные замечания, которые, прежде чем достичь его слуха, несколько мгновений витали в ослепительно искрящемся воздухе.
— Ах! — воскликнула девушка. — Так хочется уехать на юг, в Хот-Спрингс! Меня тянет на свежий воздух, просто поваляться на молодой травке и забыть, что на свете есть зима.
— Да, замечательно!
— Хочу услышать многоголосый галдеж малиновок. Люблю птиц.
— Все женщины и есть птицы, — осмелился заметить Энтони.
— И какая же я, по-вашему, птица? — живо поинтересовалась Глория.
— Наверное, ласточка, а иногда — райская птичка. Впрочем, большинство девушек — это серые воробышки. Взгляните вон на тех нянюшек. Ни дать ни взять — стайка воробьев, верно? А может, они, скорее, сороки? Разумеется, вы встречали девушек-канареек и девушек-малиновок.
— А еще девушки-лебеди и попугаи. А все пожилые женщины — ястребы или совы.
— А кто тогда я? Может быть, гриф?
Глория, смеясь, покачала головой:
— Нет, вы вообще не птица. Вы — русская борзая.
Энтони вспомнил этих собак. Белые и выглядят вечно голодными. Впрочем, их обычно изображают рядом с герцогами и принцессами, так что сравнение польстило.
— А вот Дик — фокстерьер, шаловливый фокстерьер, — продолжала Глория.
— А Мори — кот. — В то же мгновение Энтони подумал, что Блокмэн удивительно напоминает здоровенного противного кабана, но деликатно промолчал.
Потом, уже во время прощания, Энтони спросил Глорию о новой встрече.
— Неужели вы никогда не назначаете свиданий на весь день? — прошептал он умоляющим голосом. — Пусть это случится через неделю. По-моему, чудесно провести этот день вместе, с утра до вечера.
— Пожалуй, вы правы. — Глория на мгновение задумалась. — Давайте встретимся в следующее воскресенье.
— Прекрасно. Я составлю программу, рассчитаю все до минуты.
Так он и поступил. И даже продумал до мелочей, что произойдет за долгие два часа, когда Глория придет к нему домой на чай; старина Баундс откроет настежь окна, чтобы в квартиру шел свежий воздух, но надо непременно разжечь огонь в камине, а то будет чувствоваться сырость. Большие прохладные вазы украсятся охапками цветов, которые Энтони купит специально для знаменательного случая. И они с Глорией сядут на диван.
