Козак увидел на экране, в левой его части, себя самого в гостиной сьюта, в одних лишь трусах. Вот он берет со стола пульт и нажимает кнопку.
Уже в следующую секунду — одновременно включился звук — послышался гулкий протяжный хлопок! После чего камера ослепла, а на экране появилась зернистая рябь.
Козак шумно сглотнул. Он точно помнил, что взрыв произошел в тот момент, когда он был в ванной комнате — вместе с Анной. Иван щелкнул пультом значительно раньше. Он хотел выключить телевизор, оживший невесть почему.
«Вот оно, значит, как, — сказал он себе. — Стало быть, это все не случайность, а акция, продуманная до мелочей».
Его утомленный мозг так и не смог пойти дальше этой мысли в своих попытках найти объяснение происходящему. Да и американец, фактически в одиночку проводящий допрос, не дал Ивану времени на размышления.
Он подошел к Козаку, извлек из пластикового пакета мобильный телефон, сжал его в руке, затянутой в перчатку, и осведомился:
— Твой гаджет? Что, узнаешь свой сотовый?
— Может, и мой, — разомкнув пересохшие губы, сказал Козак. — Но откуда мне знать, что с этим изделием сотворили ваши умельцы за то время, пока я сижу взаперти. Догадываюсь что вы неспроста мне его показываете…
— Оставь свои догадки при себе! — перебил его человек с закрытым лицом. — Речь идет о железных фактах!
— Например?
— В пятницу вечером, между девятью и десятью часами, тебе, Козак, пришло сообщение о банковской проводке. Ты его сразу удалил. Так?
— Хм…
— Однако в силу того, что оно прошло через местного оператора, текст удалось восстановить. Подтверждаешь факт получения такого сообщения?
— Да, припоминаю, — после паузы сказал Козак. — Мне перевели на счет командировочные.
— Сколько? Назови сумму!
Козак вновь ощутил себя боксером, только что пропустившим на ринге крайне болезненный удар.
— Сто тысяч.
— Чего? В какой валюте?
— Сто тысяч евро.
Человек в маске засунул мобильник в пакет, положил его на стол и уточнил:
— Ты сказал, что эти вот сто тысяч евро — командировочные?
— Да. Мне сообщили, что компенсируют проживание в Дохе и выплатят некоторую сумму в качестве командировочных.
— Как долго ты собирался задержаться в Дохе?
— Мне сказали, что придется остаться там до понедельника. Максимум до вторника.
— То есть на три или четыре дня?
— Выходит, что так.
— Сто тысяч евро на три или четыре дня? Кто ты такой, чтобы тебе платили бешеные деньги в виде командировочных?
— Вот и я так подумал, — угрюмо сказал Козак. — Здесь какая-то ошибка.
— Ошибка?
— Бухгалтер, оформлявший проводку, что-то неправильно посчитал, пририсовал, вероятно, лишний нолик.
— А вот я думаю иначе. — Американец уставился на него через прорези маски. — Я полагаю, что эти деньги — аванс за некую работу, которую ты должен был сделать здесь, в Дохе. А жену ты вызвал для прикрытия. Вот такая складывается картинка, Козак.
— Абсурд!
— Майкл Сэконд… — вкрадчиво произнес американец. — Эти имя и фамилия тебе о чем-то говорят?
Козак чуть подался вперед, словно собирался встать с табурета. Но охранник натянул поводок, так что арестант вернулся в прежнее положение.
— Свяжитесь с центральным офисом компании «Армгрупп», — устало произнес Иван.
— За преступления такого рода, что инкриминируются тебе и твоей жене, по законам эмирата Катар полагается смертная казнь, — перейдя на свистящий шепот, сказал человек в маске. — Тебя ничего не спасет, можешь мне поверить! Здесь тебе не просвещенная западная демократия! Даже не Россия! Жену твою, может, отдадут русским в обмен на какие-то их секреты. А тебя, парень, коль ты по факту апатрид-наемник, да еще почти уголовник, никто спасать не будет.
— Так зачем вы тогда теряете время, мистер? — спросил Козак. — Оставьте меня наедине с местной катарской Фемидой.
— Ты нам интересен, Козак.
— Чем это я интересен? Кому именно понадобился такой маленький человечек, как я?
— Сэконд, — склонившись к уху задержанного, прошептал американец. — Майкл Сэконд…
— Вы уже называли такую фамилию. Или это прозвище?
Американец, кажется, хотел еще кое-что шепнуть на ушко Ивану, но в этот момент в помещении послышался мелодичный перезвон. Тут же затрезвонил еще один сотовый.
Старший из двух катарцев взял со стола свой смартфон, что-то коротко сказал и стал слушать того человека, который позвонил ему. Американец тоже ответил на вызов. Он отошел к дальней двери и тоже, судя по редким репликам, больше слушал, чем говорил.
Пока эти двое с кем-то общались, смуглолицый мужчина в фиолетовом с дымчатыми разводами камуфляже успел завершить свой очередной набросок. На этот раз он использовал не только черный карандаш, брал из стаканчика и другие — оранжевый и красный.
Заметив напряженный взгляд арестанта, направленный на него, он усмехнулся какой-то своей мысли, после чего двумя пальцами поднял лист за верхний край и перевернул его. Теперь и Козаку был виден рисунок, исполненный им в ходе этого допроса, второго по счету.
На листе, размеры которого несколько превышали стандартный формат А4, была изображена плаха. На коленях стоял человечек в оранжевой робе, рядом с ним — палач с опущенной секирой. У человечка была отрублена голова. Она лежала рядом с плахой, в лужице крови. Один глаз оказался закрыт, второй, наоборот, распахнут так широко, что виднелся закатившийся зрачок.
Старший из двух катарских чинов, очевидно, представлявших здесь местных силовиков или правоохранителей, довольно быстро закончил разговор. Он сунул смартфон в чехольчик и негромко, почти шепотом что-то сказал своему коллеге, этому доморощенному художнику. Тот ответил ему такой же короткой тихой репликой.
Старший надел фуражку. Катарцы поднялись из-за стола и, не глядя на арестанта, направились к двери, противоположной той, через которую сюда ввели субъекта в тюремной одежде, подозреваемого в совершении тяжкого преступления.
Примерно через минуту к Козаку, удивленному таким поворотом событий, подошел мужчина в шлем-маске. Иван вдруг ощутил, как исчезло давление на шейные позвонки. Охранник наконец-то снял поводок с его шеи. Он выполнил приказ американца.
— Коллега, случилась досадная ошибка, — сказал мужчина в маске. — Надеюсь, вы не в обиде? Я всего лишь исполнял должностные инструкции.
Не прошло и минуты, как Козак был освобожден от ножных браслетов. С него сняли и пластиковые наручники. Кто-то из охранников протянул ему бутылку с водой.
Иван все еще не верил тому, что это происходило с ним не во сне, а наяву. Он долго, не отрываясь от горлышка, глотал прохладную, вкусную, живительную влагу.
