Опять дымовая завеса. И деревья в дыму. Тонкие стволы, тоньше руки, – листьями не шелестят, значит, хвойные. Два метра вперед, три вверх – и уже ничего не видно. Направление держим то же, но как долго оно тем же останется?
К счастью, ветер в лицо – и дым быстро редеет. Мы почти не сбились с курса. Волки взяли чуть левее, а прямо перед нами – горящее дерево. Дождалось зрителей и начало падать. Как в замедленной съемке. Ну прям знаменитый артист на сцене-поляне. Еще и руку-ветку к нам протянул. Горящую. Типа эпизод первый – зацените и не дышите…
Волки пластаются по краю поляны. По границе травы и песка. Чистого, гладкого. С редкими пучками цветущей травы. Сочно-зеленой. Таким же ярким песком дорожки посыпали. Лет пятнадцать назад. На кладбище.
Дерево все-таки падает. Ветки пружинят, переворачивают ствол. Одна, горящая, тянется к волкам, тянется… Волчица останавливается. Резко. Из-под лап трава и комки земли. Волк бежит. И не разглядеть, сколько лап у него.
Ветка не дотянулась, хлестнула траву поляны. Дым, искры, визг. Вонь от паленой шерсти перешибает запах горящего дерева.
Волка вынесло на песок, и задние лапы тут же провалились. Как в яму или в трясину.
Зверь скребнул передними, дернул головой и щенок подкатился к волчице. Она роняет своего, нюхает обоих, лижет.
Не унести самке двоих детенышей.
И опять вой-плач. Блин, как же я ненавижу этот звук!
Волк дергается и проваливается еще глубже.
– Держись, братело!
Сдергиваю с Тощей обгорелый плащ. Про свой и не вспоминаю.
Я не вытаскивал зверей из зыбучих песков. Человека из трясины приходилось, но волка…
Оказалось, это не труднее, чем человека. Только нужно то, чего не перекусят волчьи зубы. Ножны, например, вместе с мечом. Тот еще из меня мечник.
Волки куда умнее собак. А этот волчара, наверно, гений. Не дергался, ждал, пока я начну спасательные работы. Потом рванулся изо всех сил, когда мы потянули. Втроем. Вместе с волчицей. Ну прям бабка за дедку… И не цапнул меня, когда я схватил его за холку. Сообразил, что к чему. И стерпел.
Песок недовольно хлюпнул и выпустил добычу. А мы несколько мгновений лежали тесной кучей: звери, люди, лапы, ноги. Один детеныш полез под брюхо волчицы, второй сунулся мне в ладонь. А я смотрел, как тонет в песке меч с привязанным к нему плащом, и не мог пошевелиться.
И понять не мог: на фига мне эти спасательные работы понадобились… Вроде никогда синдромом Мазая не страдал.
Ну прям идиллия получилась: когда лев возляжет рядом с бараном. Или как там правильно?
Идиллия быстро закончилась. Треснул какой-то сучок, надо мной клацнули зубы. Детеныш обвис в волчьей пасти. Второго волчонка подхватила самка и побежала вперед. Первой. Волк похромал следом.
Ветер дохнул нам в спину.
5
Из пожара мы вырвались. Надолго ли – не знаю. Дым, огонь, бег по пересеченной местности – все это в прошлом. Наше настоящее – это зеленая трава и большие одуванчики. Белые, пушистые… с кулак величиной. Странные такие одуванчики: пахнут и не облетают. При таком ветре они голыми должны стоять, а ни один парашютик не оторвался. Даже у тех цветов, какие мы потоптали.
Над бело-зеленой клумбой раскинулось дерево. Темный, почти черный ствол – Тощая не разрешила к нему подходить – гладкая на вид кора, до нижних веток метров двадцать, а сами они какие-то редкие, листья узкие, врастопырку. Свет сочится сквозь них зеленоватыми сумерками. Никогда не увлекался «зелеными насаждениями», а тут засмотрелся. Красиво в общем-то, хоть время для любования не самое подходящее.
Ветер в нашу сторону, небо бледно-рыжее от близкого пожара. По верхушкам огонь прыгает, скоро здесь будет. И тогда – финиш. Каждый из нас это знает, но деваться-то некуда: с двух сторон горящий лес, а две другие с обрывом граничат. Большим каньоном типа… А может, и еще больше. Дно его даже не просматривается – темно внизу. Другой «берег» едва виден. Даже с моей дальнозоркостью. А от того места, где мы сейчас, до него – ряд столбов. Огромных, каменных. Каждый не уступил бы по размерам небоскребам из «Кинг-Конга». Похоже, здесь начали строить мост, вбили сваи, а потом все бросили. Лет тысячу назад. За это время столбы конкретно выветрились.
Лучше б достроили, а так… Налево посмотришь – дым, направо – огонь. Ну прям как на Земле, только стрельбы не слышно.
– Это и есть твой мост? – киваю на недостройку.
Тощая качает головой.
– Мост там, дальше, – и показывает направо.
«Там дальше» берега каньона сходятся очень близко. Видно, что дальний чуть выше нашего, и между ними – широкая плита типа помоста.
– Не похоже, чтоб это кто-то строил.
– Его строили боги, – говорит девка, хоть я ничего и не спрашивал у нее. – Это Мост Богов.
Ну боги так боги. На Земле тоже хватает причуд природы. И не только из камня.
Горящее дерево валится с обрыва, закрывая обзор. Дым перекинул белесый мост на другой берег. Ветер превращает его в недостройку.
Кажется, наше дерево зашумело еще громче.
– Ты тоже там будешь. Подожди, – успокаиваю его. – А было б умным, упало б на столб. А мы бы по тебе, как по мосту. Вот и спасли бы свои задницы. А тебе «спасибо» перед строем сказали б… За спасение обгорающих. А то стоишь-боишься. Ни себе пользы, ни людям помощи.
И на хрена я затеял этот базар? Можно подумать, дерево «слушаю и повинуюсь» скажет, а потом и на камень повалится.
Тощая пялится на меня, словно я окраску поменял. В клеточку там стал или в горошек, веселенького такого цвета.
– Чего надо?.. – спрашиваю у нее.
– Ты зачем Ему это говоришь?
– Жить мне еще не надоело, вот и говорю. А было б чем срубить этот дуб, болтать бы не стал.
– Это не… дуб…
– Один хрен! Хоть баобаб. Свалить мне его нечем.
Мой меч утонул в зыбучих песках. Вместе с плащом Тощей. А хоть бы и не утонул. Рубить бревно в два обхвата мечом-недомерком… Ну-ну. Я его завалю не раньше, чем резиновая баба кайф поймает.
– Скажи… – Девка трогает меня за рукав. Осторожно так трогает, словно обжечься боится. – Ты истинно готов принять на себя Его смерть?
– А тебе-то что?
– Если ты примешь ее на себя, то я сделаю все остальное.
– Чего сделаешь? Завалишь этот дуб?
– Это не дуб…
– Один хрен! Так завалишь или нет?!
Я начал заводиться. Неподходящее время для шуток, а девка… может, и не шутит она.
– Я не хочу умирать в дыму. Но Его смерть на себя не возьму. На мне и так… – Замолкает, отводит глаза.
