А потом она опустилась перед ним на колени, ее горячее дыхание опалило его бедра и живот — и через секунду Филип малодушно вцепился в какую-то ручку в стене, потому что сил оставаться на грешной земле больше не было…
Ее грешные губы были нежны и настойчивы, она была неутомима и ненасытна, и не дала ему прервать ее на самом интересном месте. Когда ограниченный ядерный взрыв, в просторечии именуемый полноценным оргазмом, сотряс тело Филипа, Филип не упал только потому, что у него было сильно развито чувство ответственности. Упади он сейчас — графине Артуа несдобровать…
А потом настал его черед, и она стонала и кричала, прижатая к кафельной стенке, распятая его поцелуями, выпитая до дна его жадным ртом…
Они обнялись под тугими струями воды так тесно, словно и впрямь хотели стать единым целым. Передохнули немного — и блаженное безумие повторилось вновь…
Уже под утро он сжимал ее в своих объятиях и тихо стонал, не в силах напиться этим свежим дыханием, этой мягкой сладостью нежных губ. Опьяненный и бессильный перед очарованием Шарлотты, он с радостью сдавался на милость победителя в этой неравной схватке.
Он прижал ее к себе еще крепче, стиснул бедра ладонями, и она тихо охнула, ощутив, как сильно он возбужден. Теперь наступила очередь ее стонов, и Филип преисполнился горделивого восторга, видя, как она подчиняется каждому его движению.
Они сплелись в тесном объятии, покатились по покрывалу, а потом Филип замер, вытянувшись на спине, так что Шарлотте пришлось оседлать его сверху, и он едва сдерживался, чтобы не овладеть ею немедленно, но ему не хотелось причинить ей боль или неудобство…
Она медленно раскачивалась на нем, целуя все самозабвеннее и отчаяннее, Филип стискивал ее бедра, придерживая свою отчаянную всадницу — и одновременно страстно желая ее.
Шарлотта склонилась совсем близко к нему, черные, как ночь, волосы опутали мир вокруг Филипа искрящейся тьмой. Ее грудь скользила по его груди, и напряженные твердые соски, казалось, почти царапают его горящую кожу.
Она ритмично стискивала и отпускала его бедра своими, и Филип медленно умирал от нешуточной боли в паху, но все еще держался героем. Когда же Шарлотта сомкнула нежные пальчики на его напряженной плоти и издала восхищенный и удивленный вздох, Филип в смятении едва не покраснел. Сам он боялся даже смотреть на свои нижние ярусы. Ему казалось, что там помещается что-то вроде баллистической ракеты в момент запуска…
Через несколько мгновений стало ясно, что если не поменять ситуацию кардинально, то страшное случится уже через секунду. Филип с глухим ревом вывернулся из-под божественной мучительницы, завалил ее на постель и почти упал сверху, больше не позволяя ее рукам своевольничать. Он снова держал ее распятой, в исступлении целуя ее нежную кожу, загоравшуюся от его прикосновений.
Она выгнулась и обхватила его ногами, раскрывшись вся, словно дивный тропический цветок, навстречу лучам жаркого солнца.
Это было легко и естественно, плавно и прекрасно, правильно и божественно. Это было как поцелуй ангела.
Плоть стала едина, и дух стал един, и Шарлотта Артуа только прерывисто и жадно втянула воздух искусанными и счастливо улыбающимися губами, когда мир вокруг завертелся в золотой карусели и взорвался мириадами сверхновых звезд.
Последнее, что Шарлотта видела, улетая в небеса, было юное, счастливое и растерянное лицо Ее Мужчины, бестолкового, как и все мужчины мира…
Тьма взрывается золотом, кровь в жилах мгновенно превращается в лаву, потолок распахивается прямо в небеса, и ангелы встречают вас радостными песнями, хотя, возможно, это просто стоны счастливой женщины, вместе с которой вы с облегчением ныряете в бездонные выси неведомых вселенных.
Вы свободны и всемогущи, в этот пронзительный миг вам открыты все тайны мира, истина ярким светом горит под стиснутыми веками, стынет на искусанных губах, трепещет последним отблеском на кончиках ресниц той, с кем вместе вы только что на мгновение обрели бессмертие, — и будущие болезни и неминуемая кончина в возрасте девяноста семи лет, в окружении безутешных внуков и правнуков, больше совершенно не пугают вас и пугать не могут, потому что бессмертного бога не напугать смертными проблемами…
Вы безумны, как Мартовский Заяц и Шляпник в одном лице, и ваш смех заставляет испуганно сжаться все черные дыры, а спирали галактик в смущении закручиваются в другую сторону. Вы безумны — и всесильны, ибо это безумие подарено вам богами.
И женщина у вас на груди блаженно вытянется, обнимет вас устало и властно, лениво коснется губами вашей груди — прямо напротив сердца — и скажет самые примитивные, банальные, старомодные и прекрасные слова в мире.
Я люблю тебя. Я — твоя.
11
Она проснулась в постели одна, резко, как от толчка, и первой ее мыслью было: теперь надо привыкать с этим жить.
Нельзя же сделать вид, что ничего не было? Но как смотреть Филипу Марчу в глаза? Графиня, ты ужасно себя вела. Графини себя так не ведут.
Шарлотта перекатилась на живот и тихо застонала. Потом засмеялась.
Сегодня ночью она вышла замуж по-настоящему.
Шарлотта вскочила с постели и отправилась в душ. Здесь царил идеальный порядок, а это значит, что все их ночные безобразия прибрали горничные. Шарлотта немедленно залилась краской и решила не выходить из комнаты.
И все это время она была счастлива, так счастлива, что сама себе казалась воздушным шариком, рвущимся с привязи. Дурацкая и счастливая улыбка то и дело наползала на лицо, и в большом зеркале отразилась счастливая черноволосая девчонка с шалыми зелеными глазами, ничем не напоминающая надменную графиню Артуа. Шарлотта рассмеялась, прижав ладони к щекам, быстро оделась и отправилась искать Филипа.
Хохотушка Мари одарила хозяйку солнечной улыбкой и сообщила, что мсье Филип в библиотеке. Шарлотта тихонько приоткрыла тяжелую дверь, осторожно проскользнула внутрь.
Библиотека в доме Артуа служила и рабочим кабинетом — когда-то отцу Шарлотты и Жанет, а теперь Шарлотте. Здесь стоял мощный компьютер, имелся полный набор оргтехники, спутниковая связь и всевозможные технические приспособления для ведения бизнеса без отрыва, так сказать, от производства. Шарлотта не любила подолгу жить в Париже. Дом в Артуа был и крепостью, и тихой гаванью, здесь дышалось легче, чем в большом городе.
Дубовая половица скрипнула под легкой ножкой графини Артуа — и Филип, вздрогнув, торопливо нажал какую-то клавишу. Шарлотта почувствовала, как по ее спине пробежал легкий холодок. Филип не хочет, чтобы она видела… что именно?
Филип повернулся к ней вместе со стулом и улыбнулся.
— С добрым утром, развратница!
— С добрым утром. Почему ты спрятался?
— Я приступил к работе. Сегодня ночью я стал главой семьи, теперь придется пахать. Двух графинь поди прокорми!