Богдан был для нее не просто человеком. Он был ее богом, ее душой, ее сердцем, ее судьбой… И судьба так посмеялась над ней.
Наташе хватило силы духа позвонить в справочное бюро, узнать телефон Милены Тихомировой, а потом позвонить Милене домой. После ответа сестры Богдана Наташа поняла, что жить на этом свете ей больше незачем.
Когда соседи, которых легкомысленная девчонка залила водой, забили тревогу, все было кончено. Дверь в квартиру Наташи Федотовой взломали, и перед глазами участкового инспектора, соседей и слесаря предстало тело обманутой жизнью девушки, плавающее в ванне, наполненной красной водой. Эмалевые края ванны были заляпаны кровавыми отпечатками. На полу лежал нож, а под ним фотография Богдана Тихомирова.
* * *
Бомжа Виталия Хлопотова задержали на оптовом рынке, когда он ни с того, ни с сего бросился прочь от милицейского патруля. Удивленные милиционеры не стали мешкать и бросились за ним.
Догнать его удалось весьма быстро. Виталий много курил, да еще и сломанная пару лет нога срослась плохо. Так что патрульные скрутили его довольно быстро.
При Виталии нашли пистолет системы «Вальтер», дорогую вещь для бомжа. Из пистолета явно недавно стреляли. Хлопотов потом божился, что пистолет нашел, копаясь в мусоре одного из близлежащих дворов, вместе с рыжим париком, новой шляпкой и коротким красным платьем.
Долго разбираться с Виталием не стали, и очень скоро он отправился на зону, отсиживать свой четвертый срок. Правда, по указанному адресу наведались и со вздохом посмотрели на новенький девятиэтажный дом. Квартиры здесь были дорогими. Купить их могли только очень богатые люди.
Вроде владельца мебельных салонов Игоря Чернова и его жены Ирины.
* * *
Последние несколько дней Милена была раздраженной и нервной. Часто она срывалась и плакала. По ночам, когда все приличные люди уже спали, шумно листала газеты, штудируя объявления частных детективных агентств. Игорь терпел. Поведение рыжеволосой бестии было вполне объяснимо. Потеря любимого брата для нее настоящей трагедией.
Однако, не смотря ни на что, Милена ежедневно ходила на работу, где явно чувствовала себя в своей среде. Игорь, который практически жил у нее, находил, что с каждым новым днем она оживает и вновь превращается в ту Милену, которую он полюбил. Возвращаться домой, к нелюбимой жене не хотелось. А еще с сыном заморочки… Лучше уж остаться с Миленой. Только бы не было рецидивов… как тогда, на девять дней.
В ресторан, где Милена устроила поминки, приехал Соловьев, дабы поговорить с ней. Игорь не успел даже вздохнуть, как Милена запустила в Эдуарда тарелкой с кутьей. Теплый рис смачно врезался Соловьеву в лицо, и секунду вязкая масса висела на его физиономии, а потом рухнула вниз, на лакированные туфли. С тех пор Милена запретила Игорю упоминать о Соловьеве. Тон, которым она произнесла это, не предвещал ничего хорошего.
Спорить с Миленой Игорь не рискнул. Она становилась просто неуправляемой, когда речь заходила об Эдуарде. Игорю это давалось нелегко. Во-первых, Эдуард был его другом, а во-вторых, Игорь ни на йоту не верил в его виновность. Но доказать это разъяренной фурии было невозможно. С Соловьевым приходилось общаться тайком.
Так получилось и сегодня. Милена уехала на работу около восьми утра. Игорь намеревался еще поваляться в постели, но благое намерение было разрушено самым недостойным образом. В дверь вначале позвонили, потом заколотили ногами. Игорь встал с постели, обмотав вокруг бедер простынь, и пошел открывать.
На лестничной клетке стоял Соловьев. Игорь невольно отшатнулся – таким его видеть не приходилось никогда. Эдуард был небрит, помят, от него невероятно разило перегаром.
– Впустишь? – тихо спросил Соловьев. – Я видел, как она уехала…
Игорь посторонился, впуская внутрь Эдуарда. Он пошатнулся, но удержался на ногах, уцепившись в плечо Игоря. Скинув грязные ботинки, Соловьев прошествовал на кухню. Игорь вошел в спальню, оделся и вышел к другу. Хмуро глядя перед собой, Соловьев произнес.
– Не смотри на меня так. Не могу я не пить сейчас. Пытаюсь остановиться… и опять начинаю. Мне так страшно…
– Завязал бы ты, – посоветовал Чернов. – От твоего выхлопа мухи на лету дохнут.
– Потом. Пиво есть?
Игорь открыл холодильник и сунул Эдуарду под нос мигом запотевшую банку с пивом. Соловьев ловко открыл ее и начал пить прямо из банки, не удосужившись перелить содержимое в бокал.
– Угробишь ты себя, – произнес Игорь. – Вы оба как волки, все на луну воете. Она меня достала своими слезами, еще ты тут…
Соловьев поднял на Игоря глаза, а потом удивленно приподнял брови.
– А когда это вы ворону завели?
– Какую ворону? – удивился Игорь.
– Как это – какую? Вон на холодильнике сидит.
Игорь обернулся. На желтом холодильнике стояла хлебница, валялась пачка сигарет. Магнитиком в виде подсолнуха была прилеплена сиреневая бумажка, исписанная бисерным почерком Милены. Никакой вороны не было даже близко.
– Шутишь? – спросил Чернов. Соловьев оторопело уставился на Игоря.
– Да какие шутки… Ой…
Соловьев потряс головой, а затем снова взглянул на холодильник.
– Нету, – удивился он. – А только что была.
Чернов опасливо покосился на Эдуарда. Они дружили уже очень много лет, и Игорь прекрасно знал, что такие шутки не в духе Эдика. Это уже напоминало психоз.
– Ты бы к доктору сходил, – посоветовал он. Соловьев мотнул головой.
– Глючит меня, – признался Эдуард после долгой паузы. – Уже пару дней. Он везде мерещится, а то еще хуже – чудища разные. Вчера, не поверишь, прихожу домой, а там его одеколоном пахнет. А еще…
Соловьев замолчал. Игорь терпеливо ждал. Тяжело вздохнув, после десятиминутной паузы, Эдуард начал свой рассказ.
– Выпил я сильно, – нехотя начал он. – Я теперь много пью. Крики всегда слышу, пока поллитра не засосу – заснуть не могу. А утром все по новой начинается… Но это так, к слову. В общем, прихожу я домой, чувствую – не то что-то. Водой пахнет туалетной, которую Богдан любил. Я думал, может флакон где-то разлился. А еще принюхался – гнилью какой-то несет, будто мясом порченым, и еще запах такой… ну, церковный какой-то. Я походил, покурил… Захожу в спальню – а на люстре удавленик висит.
Игорь вздрогнул. Соловьев закурил, а потом хмуро продолжил.
– Ну, то понятно, глюки были. Я башкой помотал – смотрю – нет его, только потом на кресле грибы начали расти и гусеницы какие-то полезли. Я в душ пошел, башку под холодную воду сунул… Слышу, голос… Его голос и напевает что-то, типа просто «пара-ра-ра-ра». Вот тут мне страшно стало. Я бритву схватил и туда, на голос выбегаю… а уже и нет ничего, только грибы уже здоровые, а гусеницы по всей комнате разползлись. Одна здоровая такая, челюсти как у урода из «Чужого». Я в нее фотографией запустил, в рамочке, что на столе стояла, она и сгинула. Я, не поверишь, под одеяло залез с головой, высунуться боюсь, а ну как меня эти гусеницы сожрут!!! А глаза закрою – круги какие-то перед глазами расходятся в разные стороны… Яркие такие… Синие, розовые, желтые. И все качается… Во рту пакость какая-то.
