Перевел взгляд на Берию.
— Информация достоверна?
— Получена от Брауна. Это Хейфец.
— Источник?
— Помощник госсекретаря Карриган.
— Деньги?
— Мальчики.
Сталина передернуло от отвращения.
— Вот пидорас! Кто провел вербовку?
— Браун.
— Шустрый еврейчик. Очень шустрый. Ты уверен, что эту информацию нам не подсунули?
— Судя по всему, нет. В стенограмме об этом сказано. Участники обсуждения договорились держать все в тайне. Они предоставят нам расчеты, когда переговоры о Крыме выйдут на государственный уровень. Они надеются, что эти расчеты произведут на нас сильное впечатление.
— А они произведут?
Берия только пожал плечами:
— Они уже произвели.
Это тоже была дерзость. Но Сталин даже не обратил на нее внимания.
— Да, произвели, — согласился он. — Крым. Лакомый кусочек. А мы сами можем получать от Крыма по два миллиарда долларов в год?
— Для этого нужно сначала вложить десять миллиардов, — напомнил Берия.
— Лакомый кусочек, очень лакомый, — повторил Сталин. — Неожиданно повернулся к Молотову: — Ваше отношение к Крымской еврейской республике?
— Наркомат иностранных дел еще не выработал свою позицию по этому вопросу.
— Кстати. Я слышал, что ГОСЕТ давно уже вернулся из Ташкента и дает спектакли в Москве. Почему Полина Семеновна не посещает свой любимый театр? Она охладела к нему? И к великому артисту Михоэлсу?
— Она очень устает на работе.
— Это нехорошо, Вячеслав. Женщина — не рабочая лошадь. Женщине нужны праздники. Пусть она ходит в ГОСЕТ. А то может создаться впечатление, что еврейский театр подвергается обструкции. Нужно ли нам, чтобы создалось такое впечатление? Нет, не нужно.
— Я понял, Иосиф Виссарионович.
— Вот и хорошо. Кто, кроме нас троих, знает, что идея создания Калифорнии в Крыму исходит из Кремля?
— Только Михоэлс, — ответил Берия.
— А этот второй, Пфеффер?
— Фефер. Нет, он не знает.
— Хейфец?
— Тоже.
— Литвинов?
— Наверняка догадывается. Но точно не знает.
— Лозовский?
— Насчет Лозовского…
— Может знать, — вмешался Молотов. — Он дружен с Михоэлсом. Михоэлс мог сказать. Тем более что Лозовский мой заместитель.
— Что ж, пусть знает и Лозовский. А больше об этом не должен знать никто. А догадываться могут о чем угодно. Тебе, Вячеслав. Пригласи Михоэлса. Поблагодари за работу. И за еврейские шубы, кстати. Пусть передаст нашу благодарность этим меховщикам. В разговоре дай понять, что в настоящее время обращение еврейской общественности к правительству с просьбой о создании еврейской республики в Крыму было бы вполне уместно. Намекни. И только. Если он такой умный, сам все поймет. Поймет?
— Поймет.
— Можно набросать им примерный текст, — предложил Берия.
Сталин укоризненно покачал головой:
— Лаврентий! У них же в комитете — писатели, академики! Неужели ты думаешь, что они не смогут написать обращение? Такое, какое нужно. Смогут. А если что-то будет не так, Лозовский подредактирует. Теперь тебе, Лаврентий. Нужно позаботиться, чтобы наши американские друзья получили информацию о том, что рассмотрение вопроса о Крыме вышло на правительственный уровень. Чтобы они сами ее получили. Не без труда. У ФБР есть источник в правительстве?
— В нашем? — переспросил Берия.
— Не в американском же!
— Если бы такой источник был, меня следовало бы немедленно расстрелять.
— Нет, значит? Плоховато, значит, работает ФБР?
— Можно передать эту информацию через Михоэлса. Ему они доверяют.
— Нет, — возразил Сталин. — Он нужен нам чистым. Поищи другой канал. Не спеши, время есть. Большие дела быстро не делаются. Канал должен быть абсолютно достоверным для американцев. Если такого канала нет, организуй.
— Попытаюсь.
— Попытайся, попытайся. Как ты сам любишь говорить: попытка не пытка. — Сталин неожиданно пришел в хорошее расположение духа. Предложил: — А почему бы нам, друзья мои, не поехать ко мне и не поужинать? А то все дела, дела!.. — Не дожидаясь согласия, вызвал Поскребышева. Приказал: — Позвони на Ближнюю, предупреди. Приедем ужинать. Пригласи всех. Как обычно.
— Хрущева?
— А почему нет? Конечно, пригласи и Никиту Сергеевича. Казачка спляшет. Это у него очень хорошо получается!..
С Ближней дачи Молотов вернулся домой только под утро. Услышав грохот стульев в гостиной, Полина Семеновна вышла из спальни и прошла на кухню. Пока Молотов блевал в ванной, насильно выворачивая из себя несметные количества красного вина «Киндзмараули» и грузинского коньяка, которыми обильно, под тосты, потчевал своих гостей Сталин, заварила в большую чашку разнотравья пополам с краснодарским чаем. Молотов мог выпить много, внешне не пьянея, но потом жестоко страдал от головной боли. Только горячий настой и помогал.
Молотов появился из ванной бледный, с косо сидящим на носу пенсне. Галстук съехал на сторону, была залита красным рубашка. Молча выпил настой. Жестом попросил еще. Пока Полина Семеновна заваривала новую порцию, неподвижно сидел на кухонном табурете, страдал. После второй чашки чуть полегчало. Двинулся в спальню, на ходу стаскивая галстук. С порога повернулся.
— Ты вот что. В ГОСЕТ — пойди. Нужно ходить. Так что ходи, ходи.
Скрылся в спальне. Скрипнула панцирная сетка — рухнул на кровать.
Жемчужина опустилась на край стула.
«Царица небесная. Рахиль-заступница. Да за что же нам эта мука?!.»
Полина Семеновна была воинствующей атеисткой. Своей рукой шмаляла из маузера попов и раввинов. Она не знала ни одной молитвы. Она не умела молиться. Но иногда хотелось. И в последнее время — все чаще.
Тихо в Кремле. Лишь цокают внизу по брусчатке подковки на сапогах патрулей.
«Рахиль-заступница…»
Не складывались слова в молитву. Вместо молитвы память подсовывала лишь слова песни ее лихой боевой молодости:
Долой, долой монахов,
Раввинов и попов!
Мы на небо залезем,
Разгоним всех богов!
Как там Шут говорит в «Короле Лире»? «Эта ночь сделает всех нас сумасшедшими».
Всех нас. Всех. Всех!..
III
«ЕВРЕЙСКИЙ АНТИФАШИСТСКИЙ КОМИТЕТ СССР
г. Москва, ул. Кропоткинская, 10
