Книга Подозреваемый - Майкл Роботэм

– Что вы делали на Хаммерсмит-бридж?

– Не знаю. – Его голос дрожит. – Я упал.

– Что вы помните?

– Пошел спать с Арки, а потом… Иногда мне невыносимо быть одному. У вас бывает такое чувство? У меня постоянно. Я хожу по пятам за Арки. Я хожу за ней, постоянно говоря о себе. Я говорю ей, о чем думаю…

Наконец-то он перевел взгляд на меня. В его глазах страх. Пустота. Я уже видел это выражение. Один из моих пациентов, пожарный, постоянно слышал крики пятилетней девочки, которая погибла в горящей машине. Он спас ее мать и маленького брата, но из-за пламени не смог вернуться за нею самой.

Бобби спрашивает:

– Вы слышите ветряные мельницы?

– А какой звук они производят?

– Шум, похожий на лязг металла, но, когда ветер дует особенно сильно, их крылья дрожат и воздух начинает кричать от боли. – Его передергивает.

– А зачем нужны ветряные мельницы?

– Они все приводят в движение. Если приложите ухо к земле, то услышите их.

– Что значит «все»?

– Электричество, заводы, поезда. Без ветряных мельниц все это останавливается.

– Эти мельницы – Бог?

– Вы ничего не знаете, – говорит он, желая закончить разговор.

– Вы когда-нибудь их видели?

– Нет. Я же сказал, что слышу их.

– А где, по-вашему, они находятся?

– Посреди океанов, на больших платформах, как нефтяные вышки. Они вытягивают энергию из центра земли – из ядра. Мы используем слишком много энергии. Мы тратим ее. Вот почему надо выключать свет и экономить электричество. Или мы нарушим баланс. Если взять слишком много из центра, то там образуется вакуум. Мир взорвется.

– А почему мы забираем так много энергии?

– Выключайте свет слева, справа, слева, справа. Поступайте правильно. – Он отдает честь. – Я был правшой, но приучил себя писать левой… Давление растет. Я чувствую его.

– Где?

Он похлопывает себя по голове:

– Я похлопал себя по сердцевине. Сердцевина яблока. Вы знаете, что атмосфера Земли тонка, как яблочная кожура?

Он играет словами – характерная примета психического расстройства. Каламбуры и простые созвучия помогают связать разрозненные идеи.

– Иногда мне снится, что меня заперли на ветряной мельнице, – говорит он. – Шестеренки движутся, лезвия сверкают, молотки стучат по наковальням. Такую музыку играют в аду.

– Это один из ваших кошмаров?

Он переходит на заговорщический шепот:

– Некоторые из нас знают, что происходит.

– И что же происходит?

Он откидывается назад, оглядывая меня. Его глаза светятся. Затем странная полуулыбка возникает у него на лице.

– Вы знаете, что космическому кораблю с экипажем понадобилось меньше времени, чтобы долететь до Луны, чем дилижансу, чтобы объехать Англию?

– Нет, я этого не знал.

Он вздыхает с торжеством.

– Что вы делали на мосту?

– Я лежал на земле и слушал мельницы.

– Когда вас привезли в больницу, вы повторяли, что хотите смыть кровь с рук.

Он помнит это, но молчит.

– Как кровь попала на ваши руки?

– Ненавидеть – это нормально. Мы просто об этом не говорим. Совершенно нормально хотеть причинить боль людям, которые причинили боль нам…

Я не вижу в этом смысла:

– А вы причинили кому-то боль?

– Все эти капли ненависти собираются в бутылку. Кап, кап, кап… Ненависть не испаряется, как другие жидкости. Она похожа на нефть. Потом однажды бутылка наполняется.

– И что тогда происходит?

– Ее надо опустошить.

– Бобби, вы обидели кого-нибудь?

– А как еще можно избавиться от ненависти? – Он снова теребит рукава рубашки, покрытой чем-то темным.

– Это кровь, Бобби?

– Нет, это нефть. Вы что, не слушали меня? Все дело в нефти. – Он встает и делает два шага к двери. – А теперь мне можно пойти домой?

– Я думаю, вам стоит ненадолго остаться здесь, – говорю я, пытаясь сохранить обыденный тон.

Он подозрительно смотрит на меня:

– Почему?

– Вчера вечером у вас произошел срыв и вы потеряли чувство реальности. Возможно, вы попали в аварию или упали. Я думаю, надо сделать анализы и понаблюдать вас.

– В больнице?

– Да.

– В общем отделении?

– В психиатрическом.

Он не колеблется ни секунды:

– Идите вы к черту! Вы хотите меня запереть!

– Вы останетесь добровольно. Вы сможете уйти, когда захотите.

– Это уловка. Вы думаете, что я сумасшедший! – Он орет на меня. Он хочет сбежать, но что-то удерживает его здесь. Может быть, он потратил на меня слишком много сил.

По закону я не могу остановить его. Даже имей я доказательства, у меня нет права задержать или запереть Бобби. Такие полномочия есть у психиатров, судебных медиков и врачей, но не у скромного психолога. Бобби свободен.

– Можно прийти к вам на прием? – спрашивает он.

– Да.

Он застегивает шинель и кивает в знак одобрения. Я иду с ним по коридору, и мы садимся в лифт.

– У вас раньше случались такие провалы, как этот? – спрашиваю я.

– Что еще за «провалы»?

– Провалы в памяти, когда время словно исчезает.

– Это было около месяца назад.

– Вы помните, в какой день?

Он кивает:

– Мне надо было избыть ненависть.

Центральный вход больницы открыт. На крыльце Бобби поворачивается и благодарит меня. Я снова чувствую запах. Теперь я понимаю, что это. Хлороформ.