мог ее заставить…увести насильно, — почему-то говорит мой голос. Я ему не верю. Но он говорит вместо меня.
— Ты видишь здесь следы борьбы?
Я ничего не видел. Я ослеп, как и моя единственная оставшаяся в живых дочь. Я просто не хотел даже думать о том, что она сама с Азимом. Не хотел представлять, как именно он ее уговаривал, как именно уводил. Что сказал и что она ответила. Как смотрела на него…А ведь один раз она уже это сделала. Сбежала с Рамилем. Разве это не точная его копия? Что если она меня обманывала тогда и я… я убил своего сына, соблазненного этой стервой, которая разыграла спектакль с насилием.
— Что узнали об Азиме?
— Нашли его двоюродного брата, с детства вместе. Прятался у своей троюродной тетки, жалкий наркоман, после того, как эти сбежали он закрылся в подвале и накачивался там коксом. Видать предупредили его, что искать будут. Значит заранее все продумали.
— Отведи меня к нему. Кажется, пришло время, когда ад спустится на землю.
Касим дрожал как лист на ветру, он все еще был под кайфом, но уже понимал, что в его жизни сейчас наступят очень болезненные перемены.
— Ахмад…Ахмад…, — запричитал Касим, когда его заставили опуститься на колени и несколько раз поклониться. Он ударился несколько раз головой о бетонный пол подвала.
— Где твой брат? Говори! Говори я сказал!
Я сгреб его за шиворот и поднял вверх на вытянутых руках.
— Ооон я не знаю, он пошел работать в ваш дом…он со мной давно не общается. К тетке только приходит. Она же вырастила его. Тетка его…мать моя.
А я по глазам вижу, что что-то знает, что что-то затаил внутри.
— Куда он ее увез?
— Кого? Кого увез? Я ничего не знаю! Не знаю!
— Знаешь, мразь! Говори!
Он отрицательно качает головой, а у меня нет терпения. Я не хочу терпеть. Я даю волю зверю, чтобы он вырвался наружу, чтобы показал свои адские клыки и когти.
— Куда! Твой! Брат! Увез! Мою! Жену?
— Жену…вроде не было свадьбы… не знал о жене. О девке знал. Он приходил, рассказывал. Про девку из дома. Из большого дома.
Так в деревне называли мою усадьбу. Большой дом.
— Какой девке? Какой, мать твою, девке?!
— Он говорил, что она блондинка. У нее светлые волосы и голубые глаза, говорил, что она красивая и что вы…что вы от нее без ума, а она с ним. Она его выбрала.
Он лепечет, а у меня красная пелена перед глазами я его за горло схватил и к стене припечатал, нож достал и к его кадыку приставил.
— Имя ее называл?
— Не помню. Я не помню. Я под кайфом был. Он…он рассказыввл, а я нюхал и…не помню.
Провел острием ножа по его щеке так чтоб кровь потекла по шее.
— Я сейчас глаза тебе выколю, потом отрежу нос, потом язык, потом твой член… а потом твой анус разрежут и всунут твой член в твою жопу. Ты умрешь в адских муках, истекая кровью. Вспоминай…все рассказывай!
— Он…он ходил в дом. Приносил оттуда еду, деликатесы, деньги приносил. Матери отдавал.
— Где он с ней встречался?
— Ссс с кем? С шармутой?
Заскрипел зубами, когда он сказал «шармута» заскрипел так, что у самого скулы свело, поджалось все внутри, даже яйцо подтянулось к низу живота. За «шармуту» захотелось отезать язык. Потому что он вот так о Вике моей. О моей девочке…о той, за кем я с ума сходил, кто в себе ребенка моего носил.
— Она вроде как якобы к учителю ходила, там и встречались. Комната там была. Он так и рассказывал, что у учителя…он же сводня. Он деньги за это брал. Мужчины у него с падшими женщинами спали. Вот туда они и ходили. Кто поверит. Дом уважаемого человека. Я бы и сам не поверил, если бы Азим не рассказал.
— Что еще говорил?!
— Говорил работает…потом сказал, что произошло что-то и не может ходить больше. Сказал, что его шлюха заболела. ООон, он еще рассказывал, что она понесла от него. Что у нее ребенок его в животе был. Смеялся, говорил…говорил хозяин если бы узнал сдох бы от злости.
Я ударил ножом в живот и несколько раз провернул лезвие, потом резанул вниз. Под адские вопли Касима, под его дикие крики, выпускал ему кишки и смотрел в глаза, смотрел как из них уходит жизнь и представлял себе, что точно так же режу эту суку и ее ебаря. И когда-нибудь так и будет. Я найду его и заставлю эти кишки сожрать. А ее…я пока не знаю, что именно ждет ее. Я еще не решил.
— Зачем? Он мог знать куда они поехали!
— Ничего он не знал, а если и знал, то никогда не скажет. Не хоронить, не позволить хоронить. Собакам отдать, чтоб обглодали в пустыне.
— А с матерью что?
— Дом сжечь вместе со всем барахлом. Пусть убирается куда глаза глядят.
— Она его покрывала.
— И за это лишилась сына, дома и средств к существованию. Выживет — значит Аллах к ней добр.
Самир смотрел как я мою руки и нож от крови, как вытираю их о полотенце.
— Сжечь все дотла.
— Сожжем. А что ты будешь делать?
— Искать. Я переверну этот мир, но найду ее, переверну с ног на голову, поставлю вверх тормашками, но она будет валяться перед моими ногами… а я…
Я пока не знаю, что я с ней сделаю. Смерть это было бы слишком просто и глупо.
— Я…не могу поверить, что они это сделали вместе и…Аллаена убила твою дочь. Но это правда и она не только убивала, она изменяла тебе, она давно путалась с этим Азимом.
— За ней же смотрели мои люди! Я допрошу каждого из них, я выверну их наизнанку, но они расскажут куда именно ее возили.
— К учителю. Он же сказал тебе.
— Поедем туда, допрошу его. Пусть скажет кто приезжал к нему, с кем встречался Азим.
***
Я стоял посреди улицы и не понимал, где нахожусь. Все померкло. День сейчас или ночь. Кто-то знает? Дом учителя сгорел еще вчера ночью. От него остался один пепел. Погибли все даже собаки.
Самир допрашивал соседей, а я смотрел на пепелище и не мог понять, что со мной происходит, во что я превращаюсь, каким льдом обрастаю и ломаюсь на куски. Они уничтожили следы. Азим все продумал, все рассчитал. Нет никого, кто смог бы дать против него показания или сказать куда они поехали.
— Ахмад, Ахмад…вот
