свидетели против барина! Кругом через слово мат, и вопли о том, как он надоел со своей псарней, покоя ни днём, ни ночью!
А я к Костику, надо как минимум, обработать и смотреть, что там!
Денис огрызается на толпу, у меня рука занята! Чем?
Боже! Телефон! Пишет мой старичок! Всё пишет!
— Видел, урод! — издалека, конечно же! Ещё выхватит! — всё здесь! Я тебя закопаю со всей псарней! И свидетелей целая улица! Пойдёте? — спрашиваю.
— Пойдём!
— Я пойду!
— Все пойдём!
— А если что не так, спалим на хрен, усадьбу!
— Надоел, собака! — и не только надоел, и не только собака! Много синонимов нашлось!
Увожу Костю в дом, пусть орут, пусть разбираются, правда на моей стороне! Спасибо тебе, Лёха — любитель видосов и хайпа! Научил! Вовремя привет прислал! Самый лучший друг!..
* * *
— Мой герой! Мальчишку спас! Какой же ты молодец, Костик! — говорю и говорю, и остановиться не могу! Это отходняк! Нервы!
А он молчит, конечно, только раненую руку зажимает.
— Давай-ка сюда! — усаживаю на кухне, — укладывай на стол.
Он послушно опускает, и я разматываю набухшую от крови тряпку,
— Господи! — только убрала, фонтан на пару сантиметров вверх! — держи! — зажимаю снова этим же обрывком, он ладонью сверху! Хватаю вафельное полотенце и стягиваю выше локтя.
Потом кидаюсь в спальню за кушаком от халата, возвращаюсь, затягиваю над полотенцем, что есть силы. Через минуту снова заглядываю в рану, поток стихает, уже только сочится. Достаю аптечку, стерильные салфетки точно есть! Перекись тоже. Дырок от зубов несколько, очень глубокие, под кожей разливается чернота, хотя кровят все понемногу, но сосуд пробит только в одном месте. Промываю, взглядываю на Костика.
Он бледен, капли испарины крупным бисером повисли на лбу и висках,
— Потерпи, милый, потерпи! — смахиваю эти бисерины. Он прижимается к ладони, — чего ж ты невезучий-то такой?! — хотя, если бы не он, не повезло бы Антошке! — нет, не невезучий, ты — спаситель, защитник! Целую мокрый висок.
Закрываю раны стерильной салфеткой, бинтую. Сейчас с бедром бы ещё разобраться,
— Костик, ногу покажи! — он поворачивается от стола, оставляя на нём стянутую руку, — ой! — там, вперемешку с клоком штанов, клок кожи и всё пропитано кровью, — тут надо шить!
Разобрав, что к чему, обмыв слегка, кожу прикладываю на место, сверху салфетку и полотенце,
— Сиди так, я скоро! — хватаю пальто, ноги в сапоги и до амбулатории, там, у Марии Семёновны, кое-какой арсенал имеется!
Пробегаю по своему двору, истоптанному множеством ног и собачьих лап, с кровавыми кляксами и длинными красными лентами на снегу, там, где Денис тащил своих раненых, а может уже и мёртвых псов, и невольно картина недавней битвы встаёт перед глазами.
Сейчас всё прошло, но я могу воспроизвести покадрово, да и видео пересмотреть можно, как Костик голыми руками, лопата не в счёт, вступил в рукопашную, с можно сказать, дикими зверями, и победил!
Неподготовленному мужику, какого калибра бы он ни был, победить не светило, даже с одной такой особью! Во-первых, испугался бы. Во-вторых, быстрота реакции! В-третьих, знание, как действовать, куда бить, за что хватать, чтобы нанести вред! Ну, и в-четвёртых, таких монстров был не один, а три!
То, что Костя пострадал, это понятно, но обыкновенный среднестатистический мужчина просто мог погибнуть или остаться инвалидом!
Пока летела до амбулатории, вывод созрел сам: Костя не среднестатистический и не обыкновенный!..
Глава 18
— Мария Семёновна!
— Танюшка, ты сегодня рано…
— Всё потом, дайте Вашу стерильную укладку!
— Что случилось?
— Там! Там собаки человека подрали! Надо шить! Вы умеете шить, Мария Семёновна? — у меня только практика в училище, а больше ни разу не довелось!
— Приходилось, но теперь не смогу, руки не те! Вот глянь, — вытягивает вперёд, и я замечаю мелкий тремор, — годы, Танюшка, годы! Хорошо хоть уколы пока делаю. Да там не трудно, — достаёт стерильный бикс с шовным материалом и инструментом, хоть и не шила сто лет, а на всякий случай укладку обновляет регулярно, — рану обработаешь, края смотри, чтобы тоже чистые были, поле не забудь йодом погуще… Вот тебе йод, вот пластырь, вот так, продеваешь через край и нитку протягиваешь, вяжешь узел, обрезаешь, потом следующий… так, что ещё?
— Да помню я! Боюсь только!
— Не бойся! Обезболить бы! Где-то было что-то, погоди! А… Антибиотик кольни, это обязательно! — копается в стеклянном шкафчике, добывает упаковку антибиотика, растворитель, — шприцы-то есть?
— Есть! Что я сапожник без сапог?!
— Слушай! Обезбол закончился! Давеча у Кузьмича зуб нарывал, я и позабыла, что всё на его нерв истратила! Вот, дура старая! Башка совсем дырявая! Хотела же заказать! Пополнить!
— Ладно, Мария Семёновна! Я побегу! — толку больше не добьюсь, надо всё самой.
— Стоять, торопыга!
— Что такое?! — я уже на одной ноге!
— Травмы не забудь зафиксировать, лучше сфотографируй, я потом, если потребуется, всё оформлю, как полагается!
— Потребуется, Мария Семёновна! Ух, как потребуется! Я теперь всё фиксирую!
Наконец за порог.
— Танюшка, — кричит Семёновна вслед, — не ходи сегодня, я сама справлюсь, там только укол Иванычу, так он мой сосед, я сама по пути!
— Спасибо! — уже не слышит, наверное, потому что я на улице…
Обратный путь позволяет остыть и собраться. Раз в училище практика была, то и здесь справлюсь, не на выставку! Вот только обезболить нечем…
И тут осеняет: если ему всю спину расшили, и не умер, то и здесь выживет!
Иду домой собранная, уверенная, главное, чтобы руки не тряслись, я же не Семёновна, мне до паркинсонизма ещё далеко!
Захожу, всё бросаю и в кухню. Он прислонился спиной к стене, голова откинута. Услышал, открывает глаза, губы растягивает в подобие улыбки, но вижу за ней боль. А сейчас снова бередить, и анестетика нет, как назло!
— Костик, потерпеть надо! Будем зашивать. Ты потерпишь? — кивает. А, куда деваться! Шей сколько хочешь, орать
