зубы и лепить отцу подарки. Что там любят брутальные дядьки? Пушку ему слепите что ли. Или, на худой конец, снеговичка в бронежилете. А что, оригинально.
– Люсь, ну она же дура чокнутая. Сюсю-мысю. И не любит она никого, и папу не любит. Мы сами хотим маму выбрать, понимаешь. Уже почти выбрали, – всхлипнула басом Анютка. У меня сердце перевернулось от жалости, и горло стянуло. Эти девочки просто исчадья, они меня гипнотизируют, заставляют плыть воском и не ненавидеть детей.
– К сожалению мы не можем сами себе выбирать мам. Папы, обычно, сами с усами, и папы хотят тоже быть счастливыми, – стараюсь выглядеть беззаботно и шутливо. Но выгляжу явно дурой. Чувствую себя так же. – Папы знают. Папы пожили.
– Папы болт на все положили, – хмыкнула Анютка. – Но он ведь не будет счастливым с этой выдрой рогатой. И мы не будем. Она как только обженится с папой, станет ведьмой клыкастой. А мамы не бывают злючками. Люсь, мы знаем, что настоящие мамы, пусть и не родные, они веселые, добрые и чокнутые. Нам такую надо. И ты…
– О, нет. Ля-ля-ля, – заткнула я пальцем уши и заголосила как ненормальная, уставившись в потолок.
– Хоть оборись, а папе ты нравишься. Иначе он давно бы тебя выгнал. И дома он постоянно трется совсем не потому, что он вдруг стал папой года. Фигушки. Раньше то его не поймать тут было. А как ты прилетела через забор, он даже на работу ненадолго ездит.
– Вы страшные фантазерки, – выдохнула я, поняв, что идиотского разговора не избежать. А на работу Метельский не ездит, потому что подозревает меня в том, что я самозванка. И он прав, между прочим. – Просто сказочницы.
– Может быть, но если папа выйдет замуж за эту корову страшную, мы сбежим, – сжала кулачки Анютка.
– Папы женятся, детка, – выдохнула я, погладив по растрепанной головке малышку. – А сбегать глупо. На улице жить страшно и неприятно. Послушай…
– Ты ведь нас не бросишь? – черт. Черт, черт, черт. Мать мою, владычицу морскую, за что? Малышка поднимает на меня полные слез глаза, и кажется я проваливаюсь в самые глубокие бездны проклятого ада. Меня просто засасывает в эти омуты. И не спастись. – Пообещай. Пообещай нам, пожалуйста.
– Я буду тут, пока я вам нужна, – глупо шепчу я, избегая обещаний, которые не смогу выполнить.
– Тогда все ок. Ты нам будешь всегда нужна, обнимает меня ручонками Януська. Ну все, Люся, ты влипла. Влип очкарик, в попе шарик.
– Хорош тут сериальщину разводить. Лучше думайте, что делать с шубой выдры. Ой, то есть Лелечки, – сглотнув колючий ком гаркаю я, пытаясь разогнать морок, повисший в шикарной детской. Эти маленькие манипуляторши вывернули меня наизнанку, как чертову испорченную доху. Мехом внутрь, блин. – Одни проблемы от вас. Вы же ничего больше не отчебучили?
– Неееет, – хором пропели близняшки, таким честным взглядом на меня посмотрев. Головешками синхронно мотнули. И мне стало так страшно, что аж жуть. Я вдруг вспомнила нас с Танькой. Мы так же честно отвечали отцу, что это не мы взорвали во дворе чужой Запорожец, стоящий в гараже. Не важно… Важно, что потом мы полтора года питались одними макаронами, а папа, вот уж чудо, все это время работал, чтобы расплатиться за нашу шалость. – Только шуба, ага. Но ее эта злая ведьмятина долго не хватится. Люся, не переживай. Ей, поди не до этого сейчас, – хихикнули малышки, и мне в душу закралось не просто дурное предчувствие, а предтеча катастрофы. О, мой, бог.
– Таблетки. Вы поэтому отцу ризотто не дали попробовать? Ооооо, – ахнула я, вспомнив расстроенную ба, так и не нашедшую свои лекарства. – Вы вообще что ли? А вдруг она отравится насмерть? Вы вообще понимаете…
– Да ничего не будет этой змеюке ядовитой. Не отравится, мы в интернете почитали, Янка дозу рассчитала, чтобы мамуля наша будущая развлеклась по полной. Будет спать и…
– Лепим, – вздохнула я и свалилась прямо на пол, возле детского столика, вымазанного разноцветным пластилином. А что еще мне было делать? Надо было хоть руки занять и мозг, пока не прибежал огненный Лев и не вытряс из меня душу, за то, что я не предотвратила слишком изощренные выкрутасы его дочек. Ну, вообще-то мне надо было бежать ко Льву, вызывать скорую. Что там могли рассчитать эти мелкие две чумы? Вот сейчас соберусь с духом, и… Так, слеплю ка я…
– У меня готов подарок для папули, – пробасила сидящая рядом, тоже на полу, Яночка. Я уставилась на что-то в ее руке и хмыкнула. Подарочек выглядел недвусмысленно, и для мужчины слегка обидно, как мне показалось.
– Это что? – сдавленно поинтересовалась я, рассматривая шикарный презент, за который Лев мне откусит голову по самые колени, сто пудово.
– Трактор, ты что не видишь? Вот у него капот, крыша, там колеса сзади большие, как положено все.
– А цыет почему такой?
– Розовый, красивенько. А эти синенькие полоски на, это значит украшения. Тут вот еще приделаю махрушки, и будет вообще…
– Не надо, – простонала я, не в силах отвести взгляда от, изваянной Янусей, красотищи. Черт, я станусь в этом доме навсегда, меня забьет пластилиновым чудом олигарх и похоронит в подвале. А потом, лет через двести, ученые найдут мою мумию и будут гадать, от чего умерла прекрасная неопознанная женщина жрица, что ее так скособочило, и свело челюсть.
– А чего, папа велел лепить. Мы слепили, пошли показывать, – упрямо насупилась девочка Омен.
– Не надо, – вякнула я, как раз в этот момент дверь комнаты распахнулась, и в нее влетел встрепанный и явно злой, как сто чертей олигарх Метельский, за чьей головой я охотилась, но сама попала как кур во щи.
– Я вас…. Я… – заорал, заикаясь, великий и ужасный, самый закрытый и неприступный, богатей страны.
– Сгноишь в институте благородных девиц? – пискнула Анютка, вытянув перед собой дар, слепленный сестрой. Ну, наверное, хотела задобрить разбушевавшегося фантомаса.
– Ну и отлично. Это лучше, чем мамуля пердушка, – хмыкнула Януська, и спряталась за меня. Я, кстати, попыталась превратиться в невидимку, не вышло. Обидно.
– Что это? – забыв, что пришел убивать, простонал Метельский, уставившись на трактор, больше похожий на… Совсем не на трактор. Черт, черт меня возьми.
– Трактор, – сдавленно прошептала я. – Девочки в подарок слепили.
– Трактор? Тьфу ты господи. Слава богу, – хмыкнул растерявший весь боевой задор Лев Александрович, промокнул лоб манжетой рубашки. – Люся, идите за мной. Мне нужна помощь. Там Ольга в туалете…
– Простите. Но я не нанималась нянчиться с вашей невестой, – во мне снова проснулась несгибаемая вредность. Но взгляд хозяина дома стал такой растерянный, что мне стало его жалко. – Ладно, что там. Только учтите, еще и этой вашей зад подтирать я не стану.
– Это, в общем. Я не знаю что делать. Ольга
