поручению трудового коллектива. Но я и его не пустила, – успокоила медсестра.
– Это такой небольшого роста, круглый и вот тут, – Колька провел по голове, – ничего нет?
– Нет, это не он, – возразила женщина и, подумав, продолжила: – Волос у него хватает, чернявые, кудрявые. Вообще из себя видный, смуглый, южанин. Нос у него крупный. Прихрамывает. И вот тут, – она указала на лоб над левой бровью, – шрам у него и сам глаз косит. Не знаком?
Николай уверенно соврал:
– А‐а-а-а, так это, надо думать, товарищ Жаров, из месткома. И у него еще усы такие, и с бородкой?
– Нет, он гладко выбрит.
– Может, и сбрил. Мы давно виделись. Спасибо.
– Не за что. Иди, сынок. Как только изменится что, немедленно оповестим, а пока иди, успокой маму.
Вежливо попрощавшись, Колька вышел на улицу.
Что ж, с этим делом не выгорело, но бодрости он покамест не утратил. К тому же тлела надежда на то, чтобы увидеть отца. Он посидел на лавочке, послонялся по двору, поглядывая на окна, надеясь вот-вот увидеть знакомое лицо, но чуда не произошло.
Что ж, снова оставалось утешать себя главным: что жив, обязательно будет здоров и хорошо, что такой строгий режим, ему ж спокойнее.
Колька отправился на отцовскую работу, проехал несколько остановок на трамвае. Выйдя на площади Борьбы, дошел до проходной. Тут повезло, дежурил знакомый вахтер. Выслушав Кольку, заверил, что все понял, и позвонил по «вертушке»:
– Светлана Ивановна, тут товарищ Пожарский пожаловал. Нет-нет, Николай Игоревич. Да. Вопросик у него по вашей части. Мы на проходной ждем.
Четверть часа спустя появилась эта Светлана Ивановна, строгая на вид женщина лет сорока, чем-то похожая на Веру Владимировну Акимову-Гладкову. Она принесла пропуск для Кольки и пригласила:
– Пойдемте, Николай Игоревич.
Колька уже как-то бывал в отделе кадров, но с тех пор многое поменялось. Женщину эту он видел впервые, и шли они куда-то в другое место.
Завод был огромный, коридоры его были удивительные и бескрайние, точно катакомбы. Колька пытался было проследить, куда они путь держат, но вскоре махнул рукой. Целый квартал домов объединили тайными тропами, и порой от того, поднимешься ли ты на пять ступенек или на все семь, зависело, придешь ли ты на первый этаж или очутишься на четвертом. Никаких светлых, открытых цехов, как на фабрике Веры – сплошные глухие двери и окна, какие занавешенные, какие замазанные мелом. К тому же в некоторых местах горело лишь аварийное освещение, что тоже ясности не придавало.
Светлана Ивановна перемещалась тут, как рыба в знакомом пруду, и Кольке оставалось лишь поспевать за ней. Неудивительно, что она такая тоненькая, подтянутая, спортивная. Если так каждый день крейсировать, никаких других зарядок не надо.
Коридор сделал резкий поворот, ухнул вниз по лестнице и обратился вновь другим сплошным коридором, с одной стороны которого шли шеренгой стальные двери, через одну – с надписями «Посторонним вход воспрещен!», с другой – окна, забеленные наполовину. И снова спустились по темной лестнице, но на этот раз очутились на улице, во внутреннем дворике, посреди которого росли несколько дубов и стояло отдельное строение, тоже с закрашенными окнами. Внутри этого домика что-то мерно завывало. Страсть как любопытно было, что там, но женщина пригласила к сплошной, казалось, стене, и отворила почти незаметную дверь.
– Нам сюда.
Теперь они пошли вверх по лестнице, а она, узенькая, со сбитыми ступеньками, металась туда-сюда зигзагами. И наконец, пробравшись по небольшому тупиковому коридору, очутились еще перед одной дверью. На этот раз с небольшим окошком, закрытым фанерой.
– Проходи, – пригласила Светлана Ивановна, открывая дверь.
Это было помещение с шестью столами, множеством полок и сейфом под потолок. Четыре стола были заняты. Две тетки, помоложе, крутили ручки диковинных машинок, типа магазинных касс, две постарше так бойко орудовали на счетах, что казалось – идет перестрелка с врагами.
Светлана Ивановна пригласила к столу, который был менее других завален бумагами, и разложены они были в бо́льшем порядке. Колька принялся излагать свое дело, запинаясь и краснея, но Светлана Ивановна поняла правильно все и улыбнулась:
– Чего это вы стесняетесь, Николай Игоревич? Все верно сделали. Видите ли, телефона у вас нет, а на окраину не доехать, потому с вами и не связались. На месткоме поставили вопрос о том, чтобы выписать материальную помощь – завтра вопрос должен решиться положительно.
– Спасибо.
– На здоровье. Только попросите, пожалуйста, приехать за ней вашу маму. – Она быстро написала на листке номер телефона, протянула. – Если она позвонит заранее, то я встречу ее на проходной. Не затягивайте. А пока вот.
И, достав из ящика стола, протянула Кольке еще конверт.
– Что это?
Женщина успокоила:
– Это можно и вам выдать, это с товарищами кое-что собрали.
– Что вы!
– И не думайте. Отказа люди не поймут.
«И они туда же!» – и все-таки Колька, вспомнив наставления директора, загнал подальше свою несвоевременную гордость, лишь для порядка уточнил, не отцовская ли это зарплата.
– Нет, не она. Зарплату вам нельзя выдать. Ведь папа, по счастью, жив, опекунство над ним не установлено, и доверенности тоже нет, чтобы его заработок маме получать. А как подарок от коллектива – можно.
У Кольки вдруг возникло еще одно подозрение, настолько дикое, что и подумать стыдно. Но и эту стыдобу он отмел как несвоевременную. Понизив голос – что было бессмысленно, все равно за грохотом счет и машинок никто бы не услышал, – спросил:
– Светлана Ивановна, а вот в ту пятницу вы папе деньги не выдавали?
– Все правильно, – подтвердила она. Открыла одну толстую книгу, проверила, потом во вторую заглянула: – В понедельник он должен был отбыть в командировку, получил суточные, проездные, компенсацию на найм. На сорок пять дней, так что получилась немалая сумма.
Внутри все ходило ходуном, но Колька, скроив наивную гримасу глупого ребенка, лишь спросил:
– Он должен был уехать?
– Да, на полтора месяца.
– Куда? Ох, прошу прощения.
– Извини, Коля. – Женщина развела руками.
– Это вы простите, я сплоховал. А мы с мамой и не знали.
– Так ведь работа такая, – улыбнулась Светлана Ивановна, по-доброму, мягко. – Бери пока от трудового коллектива и обязательно передай мои слова маме, пусть позвонит. И не стесняйся. Напротив, все верно решил сделать, побеспокоился о семействе. Сам-то работаешь или учишься?
– Я окончил учебу, работаю в ремесленном училище, устраивался…
Хотел было добавить, что собирался сюда, к ним, да не вышло, но вовремя прикусил язык. Что, если эта милая женщина спросит: по какой причине не вышло? Глядишь еще и деньги заберет, и будет совершенно права.
– Тогда, раз мы все решили, давай
