предназначенный для удержания любого находящегося там, обладающего даже незначительной крупицей магии. И все же существовал способ выбраться оттуда…
Однако в скором времени появился некий Оракул, который испугал мир новостью о том, что скоро случится возвращение магов и воцарении их порядка. Но до того момента они будут ждать исполнения пророчества и обрушения магических оков, установленных остатками перешедших на сторону Глеба волшебников.
Война Магов завершилась их полным поражением! Но долго ли продлится это затишье?
Время покажет…
* * *
Евграфий Порфирьевич сидел за своим столом в своем кабинете в психиатрической больнице. Перед ним стояли две опустевшие бутылки из-под коньяка. Усталыми, покрасневшими глазами он обвел комнату, остановив взгляд на двери черного хода, по которой накануне вечером, можно даже сказать, ночью, явился на работу. Исчерпав свой жизненно-ресурсный лимит, Евграфий понимал, что теперь не обойтись без внепланового отпуска. Он уже сейчас представлял, как отреагируют его коллеги на его недельную выходку и тот отдых, что он решил себе устроить.
Оставалось прочесть последние несколько листов, а потом следовало распрощаться с этими «записками сумасшедшего» и все-таки вернуть их. Вопрос только, кому? Следователю? Лизе? «Подставить практикантку и спихнуть всю вину на нее? Можно, но только для того, чтобы остаться чистеньким и выйти сухим из этой передряги».
Мужчина достал бутылку водки и, откупорив, налил в пластиковый стакан. «А, будь что будет. Есть у меня в запасе козырь — третий вариант, о котором никто даже и не подозревает. Именно он и спасет меня, подарит, наконец, спокойствие, долгожданный покой и безмятежность…»
«Переход от прозы к поэзии — один шаг, и душа требовала чего-то нового, того, что еще не происходило. Я, незаметно для себя стал писать стихи. Все, что накопилось за годы, вмещалось не на многочисленных страницах романов, а в нескольких четверостишьях. Я чувствовал, что скоро все будет кончено… я знал это и уже не страшился того, что произойдет в скором времени. Единственное, о чем я переживал, так это о том, что не успею записать все, что страстно желало вырваться из меня и излиться на бумагу, но в этом я ничем себе помочь не мог. Подобное от меня не зависело.
Никто не знает смысла потаенных
Слов, что говорим мы наяву.
Они, как искры от лучины,
Как исповедь, дрожащим звуком вырванным в бреду.
Все кажется легко и просто, как те
Висящие, из детства, в комнате часы,
Но мы не знаем механизмов
И то, что спрятано внутри.
Слова — загадка, мысль, пророчество…
Все то, что не дано постичь.
И это все дается Богом,
Но не привыкли мы учить.
И так проходят дни, недели, годы…
Все крутится, идет вперед, плывет.
На все есть объясненье словом,
И этим мир наш и живет.
* * *
Когда ты плох и слаб душою,
Не можешь оттолкнуться от земли,
Тогда покажутся седыми
Все самые прекрасные стихи.
Опутают клубком проблемы -
Без них никак уж не прожить,
И домик рухнувшей надежды
Уже не сможешь ты сложить.
* * *
Как жить?
Бывают в жизни трудные минуты,
Когда нуждаются в опоре и плече.
А иногда все чувства как пузырь раздуты
И внутреннее «я» готовится к войне!
Все в нашей жизни есть:
Любовь, романтика, томленье сердца…
Но и превратностей судьбы не счесть -
Стучишь, а все закрыты дверцы.
И не понять уже потом
Как быть, как жить и как себя вести.
И мысли сново ни о чем.
И с уст срывается: «Прости!»
Простить, понять, забыть, любить,
Обнять, утешить, дальше жить…
Опять вопрос: «Как жить?»
Как жить? Ошибок прошлых не творить!
* * *
Долги, опутав паутиной,
Потянут с силою на дно.
И ты, боясь ухмылок чинных,
Прячешь ото всех лицо.
И нет уже нигде спасенья
Сгибающейся от забот душе,
И часто думаешь ты не о деле,
А отдаешь дань памяти еде.
Ничто не вечно на картинах
Судьбы несущийся вперед.
Ты думаешь, все будет важно, мило,
А выйдет все наоборот.
«А в деньгах счастье!»
Вдруг скажет кто-то из родни,
И это будет чистой правдой
Ты это все как есть прими!
Опустятся тогда все ивы ветви,
Заплачут о судьбе такой,
И ты поймешь, что жил ты пусто,
Ведь ты, как все — простой!
Не будет больше куковать кукушка,
Не скажет больше ничего,
И ты возьмешь котомку в руку
Уйдешь, с сознаньем правоты сего.
И будет лес казаться глуше,
Ветвями заслоняя путь
И дождь пойдет, морозный, колкий,
И ветер будет в спину дуть.
Найдешь берлогу, брошенную всеми,
И станешь там спокойно спать.
Луна пересечет не раз всю Землю,
Но ты уже не сможешь встать.
* * *
Как жаль…
Как жаль, что близких мы теряем,
Как жаль, что не смогли мы все сказать,
Как жаль, что мы всегда гадаем
Про то, чего нельзя у них узнать.
А как легко могли мы это сделать:
Прйдти, обнять, взглянуть в глаза -
Тогда б они смогли поведать…
И на пол капнула слеза.
Потом бы мы поели каши,
Картошку, сало, хлеба из печи.
Ведь собрались бы за столом родные наши…
А над избой кружат, крича, грачи!
Родные не смогли собраться
И не было ни печки, ни еды
«А может быть, потом удастся?»
Но нет! И мы уже одни!
Как жаль, что близких мы теряем,
Как жаль, что не смогли мы все сказать,
Как жаль, что мы всегда гадаем
Про то, чего нельзя у них узнать.
* * *
Жена, как долго я не видел
Твой милый, добрый, нежный лик.
Уж всех вокруг возненавидел
И все мечтал, чтоб образ твой возник!
Увы, ничто такое не случилось,
Все было скучным и немым.
И будто вечность вся разлука длилась
И образ таял словно дым.
А дни мрачнее тучи проходили
Грозою плакал без тебя закат,
Но мы друг друга не забыли,
И я один во всем лишь виноват.
Но сердце вдалеке не может биться,
И это знают стар и мал,
А расставанье может вечность длиться…
Глупец! Как будто я не знал!
И все исчезнет, рухнув водопадом,
Все покорится треснувшей судьбе.
Вся жизнь покажется теперь мне адом,
Что не приснится и во сне!
Пока
