утра. И слова стал выговаривать уже куда лучше.
Затем я поел сам принесённые мне блюда и зарядился энергией ещё больше. Само место, в котором находился храм, кажется, давало силы.
Ван Ли пришёл ко мне, когда только-только начал угасать короткий день.
— Пойдём, — сказал он, окидывая меня взглядом профессионального врача, — нам предстоит длительное занятие.
Он дал мне не то пончо, не то плед, показал, каким образом в него надо завернуться, после чего мы вышли на террасу, вид с которой открывался ничуть не хуже того, что открылся передо мной утром.
Но сейчас солнце красило снежные шапки гор совсем в другие цвета. Лучи, следуя за светилом, угасали, погружая окружающий мир во тьму. И когда мрак укутал всё собой, мой давний знакомый, наконец, нарушил молчание.
— За один-единственный день, — проговорил Ван Ли, протягивая мне тёплое питьё, — ты увидел рождение дня и его угасание. Скажи мне, что ты думаешь о них? Какой отклик в твоей душе оставили два эти события?
— Оба они прекрасны, но каждое по-своему? — ответил я вопросом и с некоторой долей иронии.
— Почему тебя забавляет этот факт? — поинтересовался Ван Ли, внимательно разглядывая меня в темноте.
Впрочем, неяркий свет от бумажных фонариков освещал коридор позади нас, поэтому что-то видно было.
— Не знаю, — ответил я совершенно честно. — Мне показалось, что это ужасная банальность, затёртая до дыр.
— Тогда скажи своими словами, что ты чувствуешь? — попросил он и отвернулся, глядя в ту точку, где силуэт горы перекрывал звёздное небо.
— Но я действительно это чувствую, — ответил я, анализируя все свои сегодняшние переживания. — Мне очень понравился рассвет. Более того, меня посетили новые переживания, которых раньше во мне не было. А закат был умиротворяющим и зыбким. Я лишь смотрел на скользящие лучи, но понимал, что это одно из самых великолепных зрелищ, что я видел в своей жизни.
— А какое всё это имеет отношение к тебе? — спросил меня мастер, чем немало озадачил.
— А действительно, — я повернулся к нему, ища поддержки. — Какое отношение это имеет ко мне?
— Некоторые считают, что человек за свою жизнь переживает лишь один рассвет и один закат, — ответил мне на это Ван Ли, а я отхлебнул питьё, которое чудесным образом не остывало. — Но это не так. На самом деле их несколько. Когда мы занимались с тобой в саду возле твоего небоскрёба, это был твой рассвет. Момент, когда ты лишился источника и вместилища изначальной магии, был твоим закатом.
— Что же сейчас? — спросил я и тут же понял, что вопрос излишний. — Ночь?
— Да, — кивнул мне мастер. — Долгая. Тревожная. Тёмная. Она полна всяческих видений, но, как и почти любая ночь, она даёт тебе отдых. Когда ты поймёшь и примешь это, то перестанешь думать, что у тебя что-то не получается.
— Самое тёмное время перед рассветом? — вспомнил я чьё-то изречение.
— Именно, — ответил Ван Ли и плотнее запахнул своё покрывало. — Простая истина, позволившая миллионам людей увидеть этот самый рассвет.
— То есть, я не должен переживать, что лишился источника магии и эфирного сердца? Ты на это намекаешь? — мне казалось, что мой собеседник говорит на достаточно простом языке, но мне не хватает самой малости, чтобы начать понимать его. Мне нужно было настроиться на одну волну с ним.
И тогда я закрыл глаза и поплыл по волнам голоса Ван Ли, пытаясь вникнуть в смыслы, которые он мне посылал, а не стараться собрать его самому из отдельных слов.
— Переживает ли бабочка по поводу утерянного тела гусеницы? — в ответ поинтересовался у меня мастер. — Сожалеет ли плод, что перестал быть цветком?
— Думаю, что нет, — ответил я, потому что почувствовал, тут мой ответ требуется. — Это естественный ход событий, который должен случится.
— Вот именно, — согласился со мной Ван Ли. — А теперь подумай вот о чём: ваш источник вовсе не источник, а только так называется. Это пузырь, в котором скапливается некоторое количество магии. А что в теле человека подобно магии?
— Кровь? — предположил я, представив себе циркуляцию магической энергии по каналам.
— Совершенно верно, — я услышал в голосе мастера одобрение способного ученика. — Можешь ты себе представить орган, в котором бы кровь скапливалась просто так? Не для очищения, не для забора каких-то нужных веществ, а просто для того, чтобы её стало больше?
— Нет, не думаю, что такой орган имеет право на существование, — ответил я, продолжая вслушиваться в голос.
— Вот именно, — снова удовлетворённый моим ответом проговорил Ван Ли. — Так вот, не думай, что, лишившись источников, ты хоть в какой-то степени лишился магии. Ты лишился костылей, которые тебе уже, по сути, не нужны. Ты можешь ходить и без них.
— Постой, — попросил я, вникая в суть сказанного. — Получается, что источник — это излишество? И эфирное сердце тоже?
— В чём содержится магия? — спросил меня Ван Ли, и я тут же вспомнил его урок, когда он учил меня чувствовать магию в крови, в дыхании и прочем.
— Во всём? — предположил я.
— Ты делаешь успехи, — согласился со мной мастер, и я услышал улыбку в его голосе. — Конечно, во всём. Я уже пытался дать тебе это понимание. Но само наличие источника не давало тебе возможности взглянуть на всё под другим углом. Теперь же ты свободен от лишних ограничителей и предрассудков, поэтому взгляни на меня. Есть у меня то, что вы зовёте источником?
— Нет, — ответил я, приглядевшись к Ван Ли.
Вполне возможно, что я просто не мог его видеть, как не видят стихийники эфирное сердце, но я в нём действительно не видел единого центра, в котором бы генерировалась магия.
— А как же я тогда делаю вот это? — спросил он, и я, открыв глаза, увидел на его ладони маленький светящийся смерч наподобие того, что делал сам.
Я пожал плечами.
— Так вот, магия есть, как внутри нас, так и снаружи, — ответил на это Ван Ли. — Чтобы ею управлять, не нужен никакой источник. Орган, который есть у ваших магов, — это такой хитрый обман, который не позволяет людям без него вписаться в аристократические круги. Но
