касается атмосферы на улицах, городских зданий, обустройства территорий, то здесь оказалось намного больше общего с восточным базаром.
Бросалась в глаза органичная совместимость несовместимого: вот идёт религиозная семья, глава которой одет в чёрную одежду, а навстречу в обнимку пританцовывает молодая пара, где и он и она с ног до головы покрыты татуировками. Разминулись и разошлись, ни тебе косых взглядов, ни бессмысленных нравоучений.
С другой стороны, в первом же ресторане нас попытались ненавязчиво развести на двойную оплату.
Вот такой сплав Востока и Запада.
В клинике все разговаривали по-русски. Немалая часть врачей, больше половины медсестёр, практически все санитарки оказались выходцами из бывшего СССР. Это значительно упростило общение и позволило узнать важные мелочи, которые так важны в нашей профессии. Вот, например, заходя в оперблок, ты переодеваешься в специальный хирургический костюм.
У нас тоже так, но врачи ленятся переодеваться обратно и нередко ходят в операционной униформе по всей больнице.
Я ругаюсь, но за всеми не уследишь.
А здесь на всех операционных костюмах вышита надпись на иврите.
– Что у меня тут написано? – спросил я в операционной израильского коллегу, который начинал свою карьеру в Санкт-Петербурге.
Доктор опустил глаза мне на грудь для точности перевода:
– Если видите меня в этой форме вне оперблока, знайте, что я безответственный.
Как говорится, всё гениальное просто.
Клиника работает как часы. Конвейер операций обеспечивает не только обслуживание населения страны, которое значительно меньше московской агломерации, но и заслуженная слава израильской медицины за границей. За счёт неё идёт постоянный приток больных со всего Ближнего Востока, из Африки, стран бывшего СССР, Восточной Европы. За счёт чего они выигрывают? За счёт образования. Строгий контроль за получением знаний на всём протяжении обучения, а не свободное посещение лекций и формальные госэкзамены. За счёт послевузовской специализации, за которую тебя обязаны научить работать самостоятельно. Не научили – клиника тут же потеряет лицензию на образовательную деятельность, а с ней и хорошие деньги. За счёт своевременного оснащения оборудованием, а не «купим вам когда-нибудь, через десять лет». За счёт солидной зарплаты всех медицинских работников, которая позволяет жить на уровне «высокого среднего класса». За счёт максимального сокращения бюрократии и мгновенного положительного решения вопроса, если это необходимо для развития клиники. За счёт ещё десятка более мелких, но не менее значимых факторов, которые все вместе дают медицину высокого уровня. Во всяком случае, в стационарах.
Здесь я впервые обратил внимание на то, что большинство операционных медсестёр на самом деле медицинские братья. Крепкие, загорелые мужчины выполняют работу, которая у нас прочно закрепилась за слабым полом. Честно говоря, их сообразительности и навыку я позавидовал.
– Почему у вас в операционной помогают хирургу медбратья? – спросил я израильского коллегу.
– Это хорошая, высокооплачиваемая профессия, – ответил доктор. – И физически тяжёлая работа, для девушек мы выделяем более комфортные должности.
– Пожалуй, не буду рассказывать об этом медсёстрам, когда вернусь, – пошутил я в ответ. – Но всё, теперь узнают.
Ещё, несмотря на постоянную летнюю жару, в клинике поддерживают жёсткий температурный режим – в операционных всегда не выше восемнадцати градусов, анестезиолог и перфузиолог поверх хирургических костюмов привычно набрасывают кофты. Ну а хирургам – хирургам в самый раз, ведь если температура чуть выше, то нам сразу становится жарко. Как ни странно, ещё одно яркое впечатление от поездки – я нигде так не замерзал, как в Израиле. Хотя на улице палящее солнце, но в любом помещении, будь то магазинчик, офис, гостиница, в любом автобусе или такси на максимум работает кондиционер. Поэтому, находясь в субтропиках, я постоянно выходил на улицу, чтобы согреться.
Дни в клинике пролетали незаметно, один из них мы выделили на экскурсию. Побывать в Израиле и не съездить в Иерусалим, чтобы своими глазами увидеть места, описанные в древних книгах, было бы неправильно.
Первый визит был запланирован в Храм Гроба Господня. Перед храмом собралась огромная толпа туристов. Кричали громкоголосые гиды, дёргали за одежду попрошайки, мимо них сновали облачённые в чёрные балахоны священнослужители. Везде продавали какие-то сувениры, а невдалеке и вовсе предлагал всем желающим сфотографироваться бородатый мужчина в белом саване, изображавший Иисуса Христа. Посещение храма выдалось таким же сумбурным: видите лестницу наверх справа – это Голгофа, вот здесь Христа снимали с креста. Долго не задерживайтесь, нам на пятки наступает следующая группа. Выйдя на улицу, я принялся рассматривать надписи на колоннах. Много веков паломники, не стесняясь, выцарапывали свои имена на святых камнях. Я присмотрелся: «Абрамъ из Санктъ-Петербурга, 1813 годъ». Вот так, в России ещё бесчинствовала армия Наполеона, а некий Абрам из северной столицы садился на корабль в Адмиралтейском порту, чтобы, обогнув полмира, причалить в шумном арабском Яффо, пройдя через пустыню подняться в горы и прикоснуться к этой колонне. Выйдя их Храма, мы отправились изучать следующую достопримечательность – Стену Плача. Огромная стена, лишь малая часть которой отделена под религиозное место, впечатляет. Особенно когда узнаёшь, что это только одна из четырёх стен древнего храма, и то сохранившаяся лишь на часть своей высоты. Если это действительно так, то древний иудейский храм был самым гигантским культовым сооружением на Земле. Подходя к стене, мы издалека услышали гул религиозных песнопений. Верующие иудеи собирались в группы по тридцать-пятьдесят человек и совершали странные телодвижения, сопровождая танцы громкими песнями. Спустившись по лестнице, мы с коллегами пошли на мужскую часть, а сопровождавшие нас девушки – на женскую. Подойдя к стене, я испытал уважение перед размером камней и цементной кладкой, соединяющей их. Каков был мир, когда строитель, нанеся толстый слой древней скрепляющей смеси, с помощью каких-то неведомых инженерных сооружений и своих товарищей, ставил этого исполина на место? Где-то в суровых северных лесах извивалась небольшая речка, которую позже на мерянском языке назовут Москвой и поставят над ней сначала деревянную, потом белую, а потом красную крепость. До этого ещё тысячи лет, а здесь, под южным солнцем, ремесленники уже возводят стену будущего храма. Я потрогал камень – он оказался тёплым. Гид сказала, что нужно написать записку с желанием, положить её в щель между камнями и прикоснуться к стене лбом и двумя руками. Записку писать я не решился, а прикоснуться к тёплым камням, как было сказано, захотелось. Но перед этим решил ещё раз осмотреться вокруг. Площадь перед стеной была заполнена людьми. Множество ортодоксальных иудеев молились вслух, совершая маятникообразные движения вперёд-назад. Над толпой периодически звучали набирающие громкость песни, которые вскоре заканчивались громким выкриком, во время которого несколько десятков человек выпрыгивали вверх с разведёнными в стороны руками. Усиливала эффект огромная стая стрижей, раз за разом пролетающая по кругу. Она то поднималась
