князь и есть. Самое непосредственное.
Раньше он мне дверь в свой кабинет не закрывал, для кого-кого, а для меня всегда её распахнутой держал. Сейчас же ситуация изменилась. Тучки над Александром Владимировичем сгустились, вот-вот скоро и гром грянет.
— Ты, Иван, подальше от меня держись. Не надо со мной сейчас хороводиться…
Нахватался Александр Владимирович за годы советской власти просторечных словечек. Скоро как истинный пролетарий говорить будет.
Вот такая и сложилась парадоксальная ситуёвина — рядом с ним не держись, а в соседнем кабинете работай… Да и не с чем пока работать. Всё же от нас забрали, якобы — для перевода. Причем, совсем для меня неожиданно.
Только-только я в свой кабинет вернулся, за стол не успел ещё сесть, как телефон прозвонил.
Я поднял трубку — Александр Владимирович меня к себе срочно требует.
— Сбылась мечта идиота — едешь в действующую армию, — так прямо с порога мне было заявлено. — С инспекцией по линии… Впрочем — там видно будет.
Не понял? Что-то случилось? Какая ещё инспекция? Кто меня туда посылает?
— За мной едут. Тебя здесь при этом не должно быть. На вопросы и прочее времени нет.
Князь много кому за свою жизнь добра сделал, и, скорее всего, его кто-то предупредил, а он меня вызвал и велел рапорт писать. Хотя, какой рапорт для инспекции? Что-то я совсем запутался…
— Скорее, Иван, скорее… — торопил Александр Владимирович меня, а сам всё на часы поглядывал.
Вот так иногда и бывает, всё в один момент меняется, а промедлил — без головы остался.
Я всего происходящего не знал, князю же доверял. Коли уж так он мне велел поступить, значит были на то веские причины.
— Число вчерашнее поставь.
Я сделал как мне сказано было.
— Документы с собой?
— Да. — я похлопал по нагрудному карману своего кителя.
Задавать уточняющие вопросы не стал, вернее — хотел, но не успел.
— Деньги?
Я отрицательно покачал головой.
Александр Владимирович выдвинул ящик своего стола и передо мной легла прямо поверх каких-то бумаг банковская упаковка новеньких темно-серых билетов по десять червонцев.
— Чем могу… — криво улыбнулся мой старый друг. — Мне это уже не понадобится.
Даже так…
У меня, честно говоря, после его слов сердце упало.
Князь ещё раз посмотрел на часы, что-то прикинул.
— Прямо сейчас сам бери мою машину и в Москву, — далее мне было сказано куда и к кому. — Он поможет. На словах передашь, впрочем — ничего не говори, я сам позвоню. Ещё успею.
Князь махнул рукой в сторону двери.
— Всё. Прощай, Иван.
Таким Александра Владимировича я ещё никогда не видел. Бледный, бисеринки пота на лбу… Ему бы самому попробовать спасаться, но, похоже, такого варианта не было и он воспользовался последней возможностью хоть меня из-под молотков вытащить. Попытаться хотя бы, а вдруг и получится. Как я понимаю, мне из-за него плюха летела, а он такого позволить не мог. Буду я на фронте, может каким-то чудом и получится мне выкрутиться. Шансов, правда, на это было мало — генерал, слишком много знает, участвовал, был допущен…
Глава 44
Глава 44 За нашу победу!
И дед, и внук встали рано.
Что старому, что малому сегодня не спалось. Почему? А кто его знает…
Радио только-только гимн сыграло. Впрочем, на кухне этих рановставов оно было с вечера выключено, но — какая разница. В миллионах квартир по всей стране другие-то люди его слышали.
Утреннюю гимнастику дедушка и внучек привычно выполнили, после неё — необходимые гигиенические процедуры, а затем плотно позавтракали. Всё делали тихо, бабушку и прочих домашних чтобы не разбудить.
День на календаре значился праздничный и на работу никому идти было не надо.
Чуть не на цыпочках дедушка и внук перешли в гостиную, притворили дверь и принялись играть. Как? Да в свою любимую игру — в больницу. Бабушка её почему-то госпиталем называла, а её супруг — исключительно больницей. В госпиталях он большую часть жизни провел, а сейчас уже находился на заслуженном отдыхе, поэтому и предпочитал совершенно гражданское название данной игры.
Центральной фигурой этого действа являлся штатный больной — пупс Пупинец. Так его дедушка как-то окрестил, а затем имя намертво и прилипло. Пупинец да Пупинец, так сейчас все эту куколку называли.
Пупсу при необходимости и рентгеновские исследования проводили, и бинтовали его, лейкопластырем украшали. Тот терпел и не возражал, иногда только взбрыкивал при особо болезненных процедурах.
— Боец, потерпите, — слышал он в этом случае или от дедушки, или от внука.
В распоряжении молодого и пожилого врачей имелся богатый инструментарий. Он изготовлен был, правда, из пластика на одном из заводов далекой и теперь дружественной страны, но выглядел как настоящий. Разве, что размерами поменьше, но для Пупенца — в самый раз.
Тонометр мог сообщить об уровнях систолического и диастолического давления пациента. Правда, для этого на аппарате нужно просто кнопочку понажимать. В фонендоскопе, что молодой врач вставлял себе в уши, было слышно биение сердца. Всегда как у космонавта, но это докторов не огорчало. Единственное, что раз в пару месяцев в этом аппарате приходилось батарейку-таблетку менять. Что-то она быстро из строя выходила по неизвестной причине.
Отоскоп подсвечивал область исследования, термометр, если его потереть в нужном месте сообщал о повышении температуры тела бойца. В этом случае помогали таблетированные препараты из разноцветных блистеров и коробочек. Получал их пациент виртуально, так как извлечь таблетки из блистеров было нельзя. Производители позаботились, чтобы их муляжи случайным образом ребенку в рот не попали и не были им проглочены.
Кроме того, инструментарий больницы включал в себя различные скальпели, наборы ножниц, хирургические и анатомические пинцеты, зажимы, щипцы, ранорасширители…
Пупенца можно было транспортировать куда требовалось на каталке. Причем, как в положении лёжа, так и полусидя. Всё зависело от причины его попадания в лечебное учреждение.
Про шприцы и говорить было нечего. Имелись они в ассортименте, причем не только для введения лекарственных препаратов, но и для промывания полостей тела.
Внук любил пользовать пупса внутривенным капельным введением растворов. Для этого имелся штатив с соответствующей системой.
— Как пациент? — в гостиную заглянула бабушка трёхлетнего малыша.
— Идет на поправку, — отрапортовал доктор в возрасте. Молодой врач только кивнул — некогда ему на посторонних отвлекаться, всё
