неделе я больше не ходил. Занимался пока что сам. Худел, соблюдая диету. А еще, всю неделю я старался поговорить с Константином Викторовичем. Да только никак не получалось. Старый физрук будто бы сторонился меня. Избегал.
Даже посоле урока физкультуры, который проходил в четверг, он постарался скорее убежать, когда я вошел в его коморку, чтобы уговорить если и не заниматься, то хотя бы позволить посещать спортзал на ПТУ. А заодно расспросить про скандал с таблетками.
— Мне надо к завучу, — сказал он мне тогда. — Прости, Вова, у тебя дело какое-то? Ну, давай потом.
— Ну, давайте потом, — сказал я ему вслед, твердо решив, что в воскресенье, во второй половине дня, съезжу к нему домой.
Глеб, кстати, вызвался составить мне компанию, как только мы закончим с его железяками. Вот мы и заканчивали.
— Времени у меня нету! Обед скоро! — Противился приемщик, — а вон, еще людей принять надо!
Он указал на двух мужиков, тащивших на плоскодонной тачке с узкими колесами целую гору металла. Гору составляла радиаторная батарея, рама от велосипеда, уличная водяная колонка и древний остов от детской коляски. Это, конечно, не говоря о всякой железной мелочи, присутствующей там в количестве, внушающем уважение.
— А че тут у тебя, Михалыч? — Спросил старый тощий мужик, переводя дыхание и доставая из-за уха папиросу.
— Да вот, пацан прицепился, — приемщик указал на меня взглядом. — Представляешь, требует, что б я его взвесил.
Приемщик глуповато хохотнул.
— Ну взвесь, раз ему так надо, — пожал плечами второй, пузатый мужик в тельняшке с рукавами. — Ниче. Мы с Валерой подождем.
— Они подождут, — хмыкнул приемщику я.
Приемщик засопел, раздув ноздри. Нахмурился.
— Ну че ты? Давай быстрей! — Поторопил приемщика толстый.
— Ну ладно, — решился приемщик. — Становись на весы, богатырь. Ща посмотрим.
Глеб, которого вся ситуация заинтересовала так, что озорная улыбка не сходила с лица мальчика, пискнул приемщику.
— А меня? А меня можно?
— Ой, етить твою налево, — плюнул приемщик. Ну хорошо. Тебя следом.
Я встал на широкий поддон старых железных весов, и приемщик нагнулся к шкалам. Смешно высунув язык, стал легонько передвигать грузчики.
— Так, — сосредоточенно глядя на отчеканенные циферки, начал он. — Ты у нас получаешься… Дай прикинуть… Сорок девять килограммов.
— Да? — Удивился Глеб и всмотрелся в шкалы. — А почему ваши весы показывают двадцать девять?
— Чего?.. — Вдруг растерялся, а потом разозлился приемщик. — Какие двадцать девять⁈ Да ты, пацан, считать не умеешь!
— Двадцать девять? — Удивился толстяк в тельняшке? — Какие двадцать девять?
— Михалыч, — вклинился второй. — Ты че? Ты нас обвешивал все это время, что ли?
— Пошли отсюда, — сдерживая смех, сбежал я с весов.
— Погоди! Только тачку заберу!
Мы побежали вон из приемки. По пути подцепили Глебову тачку, и она теперь весело тарахтела позади нас.
— Слышь, Михалыч, че за дела⁈ — Слышалось у нас за плечами.
— Мужики, да вы че? Да нормально у меня все с весами! Это мальчишка какой-то безграмотный попался!
— Ага! Свисти больше!
Вот, наконец я смог узнать мой более-менее верный вес. До этого взвесится было особо негде. И признаться, я ожидал меньших цифр на весах. Тем не менее я понимал, что работаю не зря, и моя диета с упражнениями дали свои результаты. Скорее всего, до нее я был тяжелее килограмма на три.
Я похудел, это было видно: щеки чуть-чуть спали, а одежда стала немного свободнее.
— Ты что, Вова, расстроился? — не сбавляя ходу и немного запыхавшись, спросил Глеб.
— Нет. А чего мне расстраиваться?
— Ну… Целых пятьдесят килограмм… это…
— Пустяки, — сказал я. — Сгоню до сорока пяти. Ладно, Глеб. Давай закатим тачку до тебя домой, а потом к Константину Викторовичу.
* * *
Константин Викторович отсоединил бронепровод от свечи на левом цилиндре своего Юпитера. Надев на свечку ключ, стал ее откручивать. Когда вынул, критически осмотрел черный нагар на электродах и отложил отработанный расходник. Потом он поднялся. Полез в карман за новыми свечами.
Солнце стояло высоко, и старый физрук, прищурившись, уставился в небо.
Во дворе его дома кипела жизнь: школьники, большой компанией играли в чухи. Отмахивались от малышей-дошколят, норовивших влезть в их игру.
На лавке, под орехом, служившим одной из опор для небольшого деревянно-шиферного навеса, прятались от солнца старушки. Громко сплетничали о какой-то Ире.
Витек, сосед Константина Викторовича снизу, с гулкими хлопками выбивал красный половик, перекинутый через турник.
На него, с ненавистью в глазах, глядели ребята постарше, явно желавшие вернуть дворовой, сделанный из двух бревен и железной трубы, спортивный снаряд в свои руки.
— М-да… — Протянул Константин Викторович.
Потом он осмотрел электроды и новой свечи. Поругавшись под нос, чуть-чуть разжал их ножом.
Когда он закончил с мотоциклом и сел в седло, чтобы проверить работу цилиндров, он как-то невзначай обернулся. Внезапно он увидел Володю Медведя и его друга Глеба, заворачивающих во двор. Константина словно молнией прошибло.
В один миг в памяти прокрутился неприятный разговор с Вовиной мамой Зиной, в тот день, когда они с мальчиком вернулись с тренировки. Чувство вины, которые испытал тогда Константин, вновь проснулось в его душе.
Устыдившись того, что он собирается сделать, Константин Викторович торопливо слез с мотоцикла. Прячась за низко-растущими кронами вишен, он покрался к подъезду, стараясь не попасться мальчишкам на глаза.
— Костя! — Раздался вдруг зычный голос соседки Али.
— Тьфу ты! Алька! — Напугался Константин Викторович и даже за сердце схватился. — Ты чего кричишь⁈ Совсем, что ли по-человечески разговаривать не умеешь?
— А ты начерта снова свой драндулет бросил во дворе? В гараж нельзя его закатить⁈ — Подбоченилась соседка.
— Да я ж на нем свечи меняю!
— Ты поменял уже! Я видела!
— А ты побольше нос в чужие дела суй!
— Ага! Вот внучек мой упадет с твоего мотоцикла, будешь тогда знать!
— А ты его не пускай! Все! Не мешай мне! Я сейчас приду!
Константин Викторович заторопился домой, стараясь опередить Вову Медведя. Неожиданно прытко он взбежал по лестнице и скрылся за дверью квартиры.
— Да чего ж я это делаю? — Спросил он у себя вслух отдышавшись.
Константин Викторович прислонился спиной к входной двери, уперся в нее затылком.
— Докатился ты Костя,
