Олей, долго собирали вещи и, наконец, все дружно мы садились в машину и ехали к нашим Ежовым.
Я обожала эти поездки: с долгими разговорами, песнями под старенькую кассету с репертуаром ВИА молодости моих родителей, перекусами в придорожных кафе и, конечно же, встречей с родными и близкими нам по духу людьми.
Но в этом году, узнав, что домашние начали готовиться к этой поездке, я сильно расстроилась. Потому что на целую неделю должна была расстаться с Даней.
Услышав, что уже завтра мы уезжаем, я, несмотря на дождь, в одной пижаме и кедах прибежала к нему домой.
Отец и мачеха отдыхали в Петербурге, и Даня был один.
Открыв дверь, и увидев на пороге промокшую и расстроенную меня, он втянул меня внутрь и крепко обнял.
— Малая, что случилось? — голос нежный, как бархат.
— Я завтра с родителями уезжаю к родственникам… — не смогла сдержаться я и заплакала, громко всхлипывая.
— Ммммммм… Маленькая моя, — Даня, покачивая, обнял меня еще сильнее. — Расстроилась?
— Угу…
— Я тоже. И все же я рад.
— Что? — я даже плакать перестала и выбравшись из успокоительных объятий, нахмурившись посмотрела на него.
— Я рад, что ты расстроилась и пришла ко мне, — он взял мое лицо в свои теплые руки и поцеловал. — И сегодня я тебя уже никуда не отпущу.
В его серых плескалось озорство и нескрываемое желание. Мое сердце тут же сбилось с ритма. Да уж… Данин пустой коттедж не сравнить с моей девочковой комнатой в родительском доме, где ночами даже разговаривать нам приходилось вполголоса, не то, чтобы… А тут мы совсем одни! Аааааа…
Я задрожала, вот только понять от чего: от волнения, холода или накатившего желания — понять было сложно.
— У тебя есть горячий чай? — задала первый, пришедший в голову вопрос, чтобы замять неловкость.
Даня засмеялся и подхватил меня на руки.
— У меня есть более действенный способ согреть тебя.
Он просто сказал это, а у меня уже все сжалось внутри, превратившись в тянущее желание внутри живота.
Через минуту мы были в его комнате, которая по размерам раза в три оказалась больше моей. И у окна — огромная двуспальная кровать.
Даня аккуратно поставил меня на мягкий ковер и снял мокрые кеды. Как же знакомо… Как же это волнующе…
— Эля, девочка моя, — тихим с хрипотцой голосом сказал он, — признавайся, придти сюда в дождь без нижнего белья входило в твои коварные планы по соблазнению меня?
Мои щеки тут же вспыхнули от смущения, я едва держалась, чтобы не зажмуриться. Даня внимательно смотрел на меня, медленно лаская подушечками пальцев мои пылающие скулы. Постепенно его руки спустились к моей шее, плечам и груди. Когда моя промокшая и не скрывающая, как Даня точно подметил, ничего футболка упала на пол, я до сумасшествия хотела только одного…
Обычно гордая и независимая, здесь я подчинялась Дане во всем, мне хотелось раствориться в нем, хотелось никогда не прекращать нашу близость. И он словно чувствовал это, отвечая мне нежностью, заботой и такой всепоглощающей страстью, что порой мне казалось, что мы сгорим заживо, но за обжигающей сладостью приходила нега и такая нежность, что у меня начинало щипать глаза.
По подоконнику монотонно стучал дождь. Я по своей любимой привычке, забралась к Дане на колени и запустив пальцы в его непослушные волосы, играла с его локонами. Он нежно гладил мою спину, целуя мои плечи и грудь.
— Если ты не оденешься, я буду делать это бесконечно, — он откинулся на высокую спинку кровати, разглядывая меня.
— Если ты не оденешься, я за себя не ручаюсь… — заговорщически сощурилась я. — Хотя… И тогда тоже не ручаюсь.
В тот же миг Даня опрокинул меня на спину, нависая сверху.
— Как же ты меня возбуждаешь… — хрипло проговорил он. — Да еще этот твой язычок, который вечно говорит, не подумав. Ответишь за свои слова?
Приподнимаясь, чтобы поцеловать его в губы, я уже знала, что отвечу. Обхватив ногами его бедра, я перевернулась, оказавшись сверху. Даня громко выдохнул, не сводя с меня затуманенного взгляда.
Спустя несколько минут я услышала его стон, полный удовольствия и неги.
Домой я вернулась лишь под утро.
Мои губы опухли от поцелуев, а каждое движение давалось с огромным трудом, отзываясь в моем теле приятной усталостью. Я упала на кровать, раскинув руки, и без конца вспоминала сегодняшнюю ночь.
Мы расстались всего несколько минут назад, а мне уже холодно и неправильно без Дани: не хватает его низкого голоса, его рук, его запаха, его глаз, в которых целая вселенная.
В груди завязывалась в тугой узел тоска. Что бы это значило? И почему так больно?
Чтобы хоть как-то отвлечься, я быстро покидала в сумку необходимые для поездки вещи и даже успела поспать часа два, пока мама не пришла меня будить.
Уезжала я с тяжелым сердцем.
Дима не смог в этот раз поехать с нами, так как только недавно устроился на работу, поэтому в этот раз путешествовали мы вчетвером. И, возможно, впервые в жизни я ему завидовала.
Наша небольшая улочка скрылась за поворотом, папа переключил передачу и нажал на газ.
Сидя рядом со мной, бабушка погладила меня по руке:
— Не переживай ты так, дорогая моя! Не на век расстаетесь. Знаешь, как у нас говорили: время и расстояние только закаляют настоящие чувства… — она ласково погладила меня по голове. — Никак не привыкну к твоей новой стрижке, — тихо сказала она. Мы улыбнулись друг другу. Мои обрезанные волосы стали камнем преткновения в нашей семье, особенно для папы. Он неделю отказывался говорить со мной, когда увидел мой новый «лук». — Но тебе идет!
Я обняла бабушку в знак благодарности к ее безоговорочной готовности всегда и во всем поддержать меня. Так могут только бабушки…
Глава 27
Несмотря на то, что мое сердце осталось дома, поездка вышла хорошей.
Погода на Волге, что удивительно для второй половины августа, стояла отличная. Поэтому я со своими двоюродными братом и сестрой почти все время проводила на берегу: купаясь и загорая. За эти дни моя кожа стала смуглой, а на лице появились веснушки. Так удивительно: в конце лета — «июньский привет». Что скажет Даня? Наверное, умилится и будет долго меня разглядывать…
Мы все много разговаривали, рассказывали семейные
