меня не видела. Чтобы она не смотрела на меня своими грёбаными зелёными глазами, которые кричат: «Спаси, сохрани и возьми меня». И я шепчу голосом, огрубевшим от похоти:
— Когда ты не со мной, я думаю о том, что в следующий раз каждый миллиметр тебя будет принадлежать мне. Я играю в игры, играю жёстко и грязно, но если ты играешь, принцесса, то ты первая, кто когда-либо поступал так со мной.
Она открывает глаза. Эти чёртовы ГОРЯЩИЕ ЖЕЛАНИЕМ, ВЛЮБЛЁННЫЕ в меня глаза.
Её подруга Пандора молчит, и воздух в машине потрескивает от притяжения Мелани ко мне, а моего к ней.
Чёрт, я уже некоторое время стараюсь не быть грубым по отношению к её друзьям, но долго продолжаться так не может. Просто это не в моём характере.
Я стучу по крыше машины.
— Высади нас здесь.
— Здесь? У чёрта на куличках?
— Останови.
С драматическим вздохом Кайл притормаживает у обочины рядом с пустой стоянкой напротив мрачного жилого комплекса. Я помогаю Мелани выйти, затем хватаюсь здоровой рукой за крышу машины и наклоняюсь, чтобы сказать Пандоре:
— Счастлив, что друзья Мелани искренне за неё беспокоятся. Я не идеален, но, честное слово, пока она со мной никто не причинит ей зла.
Мелани молча стреляет в меня глазами, и её друзья уезжают.
— Она ненавидит мужчин, не обращай на неё внимание, — улыбается Мелани и, видимо пытаясь успокоить меня, поглаживает рукой мою рубашку.
Я перехватываю запястье принцессы, движение инстинктивное, чтобы держать дистанцию от людей.
— Хорошее ко мне отношение – последнее, что меня беспокоит. Ты голодна? — Я стискиваю её запястье и чувствую, какое оно гладкое и узкое в кольце моих пальцев, а потом понимаю, что Мелани – единственное, к чему я позволяю себе прикасаться без перчатки. И она такая приятная. Живая. Тёплая. Как кто-то столь чертовски уязвимый может так сильно меня притягивать? Хочется запустить руку под платье и дотронуться до всего её тела, до колье, до горла и выше, чтобы я мог обхватить ладонью это милое, живое лицо, сжать его и зацеловать до потери сознания. Мой голос становится хриплым, когда я шепчу:
— Не ешь свою губку, давай я тебя куда-нибудь отвезу.
Принцесса отпускает губу, а я медленно освобождаю её запястье, и мы стоим, уставившись друг на друга. Вокруг почти нет городских огней, но бриллианты на её шее сверкают так же ярко, как и глаза. Она обхватывает себя руками, и я, не отводя от неё взгляд, пишу сообщение Дереку, а потом мы идём по улице к углу здания, мой взгляд прикован к профилю принцессы. Я не слишком хорош в разговорах с женщинами – я их трахаю, плачу им, а затем выпроваживаю. Мне хочется с ней говорить, и в то же время понимаю, что должен от неё бежать.
Я смеюсь про себя, потому что никогда не думал, что могу быть таким неловким в какой бы то ни было ситуации, и накидываю на её плечи свой пиджак. На улице совсем не холодно, но это платье вызывает у меня желание съесть её целиком. На серебристом внедорожнике подъезжает Дерек, забирает нас и высаживает в одном из тех круглосуточных ресторанов, где плохие завтраки, плохие обеды и плохие ужины, но, похоже, это единственное место поблизости, куда можно заскочить поесть.
Я веду Мелани к кабинке в дальнем углу, откуда можно видеть дверь и каждого входящего, и где наши спины будут прикрыты. Она снимает пиджак и кладёт его на стул, стоящий напротив того места, где сижу я.
Мы сидим рядом.
Но недостаточно близко.
Пока мы изучаем меню, я не могу удержаться. Опускаю руку под стол и тянусь к её ноге. Мелани смотрит в меню, но я вижу, как учащается дыхание девушки, когда начинаю вести пальцем вверх по её бедру.
— Что ты любишь есть? — спрашиваю я, наблюдая, как она снова прикусывает губу.
— Мне нравится то, что для меня вредно. Разве так не у всех? Немного алкоголя. Много шоколада и орехов. Но я заставляю себя есть тонну овощей, чтобы компенсировать вредное полезным. Одна положительная… вещь и одна отрицательная. — Её глаза встречаются с моими и игриво по мне скользят. — А ты?
А я хочу наслаждаться только твоим ртом, твоими сиськами, твоей киской и этой грёбаной губой, которую ты терзаешь своими зубками. Так хочется почувствовать, как эти зубки царапают мой член.
— Я фанат интернациональной кухни. Любой. Тайской, китайской, мексиканской, японской, мне нравится пробовать разные вкусы. Мне нравится… удивляться, когда речь заходит о моём вкусе. Я люблю специи.
— Ты приезжаешь в город по работе?
— Иногда.
— А чем ты занимаешься? — Неподдельный интерес в её глазах заставляет меня чувствовать себя грёбаным мешком дерьма.
— Безопасностью. — Я захлопываю меню. — В компании моего отца.
— Правда? Как интересно! Про тебя не скажешь, что ты человек, который работает с отцом. И вообще с кем-либо, если честно.
Мои губы кривятся в усмешке. Я подаю знак официанту, а затем вопросительно поднимаю бровь.
— То есть, ты хочешь сказать, что не веришь, что я могу быть хорошим мальчиком и не конфликтовать с другими?
— Просто ты производишь впечатление отчуждённости.
— Неужели?
Ну вот, опять она кусает эту чёртову губу.
— Это интригует.
— Ты производишь впечатление игривости и комфорта. Я тоже нахожу это интригующим.
Она улыбается, застенчивая улыбка не может полностью скрыть, как её изумрудно-зелёные глаза наполняются женским восхищением. Может быть, я не могу улыбаться, как она, но поверьте, я тоже ею восхищён. Как только мы делаем заказ, она смотрит на меня, поигрывая широким жёлтым браслетом на руке.
– Моя работа – моё страстное увлечение. Я просто помешана на цветах. Не могу выйти из дома в одежде, в которой не присутствовало бы по крайней мере три разных цвета. Два – слишком просто. Один цвет – абсолютно скучно, а я не хочу быть скучной и бесцветной.
Я снова ловлю себя на том, что смеюсь, и это рядом с ней кажется естественным.
— Не может быть, чтобы ты была скучной и бесцветной. На самом деле, прямо здесь, сидя с тобой, я сам себя чувствую серым.
Её улыбка вспыхивает в тот же миг, что и моя, и мы смеёмся до тех пор, пока перед нами не ставят напитки, и она начинает пить из соломинки.
— Мне нравится, –
