всякого на то исключения], предались молитве, и повсюду зажжены были огромные свечи и факела, и все без исключения монастыри затянуты были изнутри черным траурным полотном. И отслужена была заупокойная месса, и хоры пели Subvenite[824], и вигилии[825] из девяти псалмов, и во всех монастырях выставлены были на всеобщее обозрение геральдические знаки доброго герцога, а также геральдические знаки сира де Навайля, сгинувшего вместе с ним[826], да упокоит Господь их души, и вслед за тем души прочих погибших, и да пребудут они в благоволении Его, каковое благоволение простер он на Апостолов, изрекши «Мир вам!»[827] ибо по все время проклятой этой войны совершенно было столько зла, сколь как мне то сдается, не случилось в королевстве французском и за LX прошлых лет, и сколь то вместили в себе последние XII. Увы! Первоначально утрачена была Нормандии, и большая часть из тех, каковые ранее пахали землю, и обретались в сказанных местах со своими женами и хозяйствами, и не ведали, что такое опасность, и вслед за ними купцы и поставщики товара, клирики, монахи и монахини, и люди всех сословий и состояний, все ныне превратились в изгнанников, вынужденных бежать прочь из мест прежнего обитания, и превратиться в бродяг, бесприютных как дикие звери, и те, кто ранее сами раздавали милостыню обездоленным, в укор своему состоянию вынуждены отныне молить о ней, а те, кто ранее обладал штатом слуг, отныне сами идут в услужение, иные же, предавшись отчаянию, превратились в убийц и воров, а добродетельные девицы и добродетельные женщины, ранее воздерживающиеся от всякого зла, жестокой необходимостью повергнуты были во грех, и сколько священников, а также монахов, монахинь и послушниц, а также иных богобоязненных и прочих женщин строгого нрава, отныне вынуждены были скитаться, предав на поругание тело свое и душу, подвигнутые к тому отчаянием, Господь знает, каково их число. Увы! Сколько детей родились на свет мертвыми по причине отсутствия помощи, сколько же умерло без покаяния, по причине чужого жестокосердия или по каковой иной, сколько их безвестно полегло в лесах или иных гиблых местах, и не были захоронены в освященной земле, сколько свадеб расстроилось, сколько церквей сожгли дотла, и сколько часовен, и богаделен, и больниц, в каковых обыкновенно шло святое служение Господу, и вершились дела милосердия, где на пепелищах остались едино тайники, надежно схороненные от глаз, содержимое каковых уже никогда более не послужит добру, и сколько церквей, прежде радовавших глаз, и священных реликвий, и прочего скарба сгинуло навеки, и не послужит более для доброго дела, разве что скрытое в них обнаружено будет случайным образом. Коротко говоря, как то мне сдается, никто разумом своим не в состоянии охватить и перечислить все огромные, тяжкие, неимоверные злодеяния, обрекающие души на вечное проклятие, каковые свершены были вслед за тем, как заявил о себе злосчастный, проклятый навеки граф д’Арманьяк, коннетабль Франции, каковые злодеяния невозможно измыслить разумом и описать словами, при том, что они свершались в королевстве французском, а льющаяся на землю невинная кровь вопияла к Господу о мести. Я же полагаю в душе своей, что сказанный граф д’Арманьяк был сам Дьявол в телесном обличии, ибо мне отнюдь не случилось видеть, ни одного человека, среди тех, кто держал его сторону, и славил его имя, и носил перевязь, бывшую его знаком, каковой человек придерживался бы христианского закона и веры, но все они поголовно по отношению к любому, оказывавшемуся в их власти вели себя так, словно отринули [веру в] Создателя, и сказанное ясно было всем во всем королевстве французском. Ибо осмелюсь сказать, сам король Англии не решился бы пройти [огнем и мечом] королевство французское, ежели бы в нем не не посеял разлад тот, кто носил это проклятое имя, и вплоть до настоящего времени Нормандия оставалась бы частью Франции, и благородная французская кровь не пролилась бы рекой, и благородные сеньоры сказанного королевства не вкусили бы горечь изгнания, и не случилось бы проигранной битвы и столько добрых людей не полегло бы в злосчастный день в сражении при Азенкуре, и сам король не лишился бы стольких преданных и добрых друзей, не вмешайся в то обуянный гордыней человек с проклятым именем Арманьяк. Увы! Свершившие сказанные злодеяния навеки покрыли себя грехом, и ежели по все время, сколько отпущено жить на свете их бренным телам, они не принесут в том покаяния, их души с неизбежностью ввергнуты будут в тяжкое, вечное проклятие. Ибо нельзя солгать перед лицом Господним, ибо он всевидящ и преисполнен милосердия, и никому, сколь долгой не была бы его жизнь, и сколь безумных надежд бы он не питал, и сколь не упивался бы скоротечной славой, не избежать расплаты по делам его. Увы! Как то сдается мне, со времен Хлодвига, бывшему первым христианским государем не случилось Франции претерпеть столь великий раздор и разорение, как то происходит ныне, ибо Дофин и ночью и днем промышляет едино, как ему вместе со своими приспешниками огнем и кровью опустошить страну, принадлежащую его же отцу, в то время как англичане со своей стороны вершат не менее зла, чем сарацины. Но те же англичане многое выигрывают в сравнении с Дофином и его присными, каковые сами себя зовут арманьяками, ибо несчастный король вместе со своей королевой со времени взятия Понтуаза вынужден влачить свое существование в жалком домишке в Труа[828], словно изгнанники, происками собственного сына вынужденные бежать из своих владений, о каковом деле ни один добрый человек не может думать без сердечного сокрушения.
263. Далее, король встретил в Труа праздник Всех Святых тысяча IIIIc и XIX года, в то время как бывшие в Париже не имели достоверных вестей о будущем его возвращении, чем многие добрые [парижане] были весьма раздосадованы[829].
264. Далее, король Рождество также встретил в Труа, ибо покинуть Труа никто не решался по причине бывшего у них недостатка воинских сил, а также страха перед англичанами и арманьяками, ввиду того, что и те и другие жаждали его захватить, в особенности то касалось арманьяков, каковые желали [вынудить его заключить выгодный для них] мир[830]. В-третьих, в Париже все товары вздорожали настолько, что даже мудрейший в таковых условиях не смог бы жить, и в особенности то касалось хлеба и дрова, на них же цены были столь высоки, как того не случилось за последние IIc лет. А что касается мяса, по причине того, что приближалось
