подошли. Оказалось, тракторы «Сталинец» прибуксировали гаубицы. Бойцы, завидя орудия, духом окрепли. Но Михаил с первого взгляда определил: с танками по-прежнему бороться нечем. Гаубицы предназначены для стрельбы по площадям либо неподвижным целям. Для обороны хороши, для контрбатарейной борьбы, для уничтожения ДОТов и ДЗОТов. Попасть из гаубицы в танк – редкая удача, потому что снаряд из нее летит по навесной траектории. Сначала вверх, потом падает вниз. За счет такой траектории гаубица может уничтожать противника, скрытого за лесом, на обратной стороне холма, укрытого в траншее или блиндаже. Но по оживлению в тылах, по появлению на переднем крае командиров-корректировщиков, Прилучный понял: готовится какая-то войсковая операция. Не всем командирам дозволено знать планы генералитета, простым красноармейцам – тем более. Задача рядового бойца – добросовестно исполнять приказ. Но они приметливы, подмечают каждую мелочь. Догадались, тем более немецкое наступление приостановилось. Стало быть, и у немцев войска потери несут – в людях, в технике. Не ожидали генералы в Германии, что русские окажут столь яростное и ожесточенное сопротивление. Ведь до войны Гитлер не раз повторял, что «СССР – Колосс на глиняных ногах!». Только подтолкнуть надо, и он упадет. С каждым днем по мере продвижения вермахта вглубь СССР сопротивление нарастало. Выигрыш во времени – фактор важный. Немцы завязли на советских просторах, план «Барбаросса» не исполнялся. Задержка позволила многим предприятиям, заводам, учреждениям эвакуироваться. Конечно, все делалось спешно, успели погрузить в эшелоны оборудование и рабочих с семьями с минимумом пожитков. Остальные жители уходили сами, селяне гнали скот, который сильно сдерживал движение. Многие, особенно имевшие престарелых родителей или инвалидов, уйти побоялись, остались на милость оккупантов. Немцам коренное население не было нужно, только земли. Как только занимали город, карательные команды расстреливали евреев, цыган, пациентов психбольниц, членов семей партийных и советских работников, кадровых командиров.
Эвакуированные заводы, разгрузившись зачастую в голом поле или на окраине деревни, строили цеха, а то и под открытым небом начинали выпускать оборонную продукцию. Именно она шла на фронт в начале сорок второго года.
Все эти дни, пока проходили перегруппировка и пополнение полка, Михаил и Игорь были рядом, у них даже было свободное время, чтобы поболтать на отвлеченные темы… Михаил стал замечать, что историк как-то сдал… Задумчивый какой-то стал, раньше он был заметно бодрее. Может, просто устал, все же не военный… Хотя за это время он такую боевую школу прошел, что стал, конечно, полноценным бойцом, неплохим, можно даже сказать хорошим солдатом. И вот как-то изменился. Михаил это заметил и решил друга приободрить.
Однажды перед отбоем постарался сказать полушутливо:
– Красноармеец Щедрин! Вы, никак, загрустили? Или мне кажется?
Игорь шутку принял, в ответ улыбнулся:
– Грустить солдату не годится, а задуматься – задумался. Это верно.
– О чем?
Игорь помолчал и вдруг ответил вопросом на вопрос:
– Слушай, а ты думал, что будешь делать после победы?
Михаил оторопел. Сказать, что у него и в мыслях этого не было?.. Да вроде бы не скажешь так. Конечно думал: вот победим этого проклятого Гитлера – наступит счастливая мирная жизнь… Но это не были четкие мысли, скорее мечты. При этом Михаил прекрасно понимал, что до победы может быть совсем неблизко, да и доживет ли он сам?.. Ну и понятно, что все это было далеко, где-то на краю сознания, заслоняясь мыслями о том, как прожить текущий день так, чтобы остаться живым, целым, невредимым.
Примерно так и сказал Щедрину. Тот задумчиво покивал:
– Все так. А все же вот я думаю: хочешь не хочешь… Даже не о себе, знаешь ли. Думаю, какой будет мир после победы. Все же изменится в мировой политике! Так?
– Ну!.. – Михаил махнул рукой. – Об этом нам сейчас размышлять нечего! Я вот думаю, что, по некоторым данным, наше наступление готовится, так что ждут нас горячие денечки. Об этом не думал?
– Ну как же, – Игорь зевнул. – Даже предполагаю, что через день-два, не позже… Ну что, отбой?
– Да, спим, – откликнулся Михаил, но уснуть долго не мог. Странно разволновал его этот разговор. Ну, историк… – беззлобно думал он в адрес Игоря. Как ведь все повернет так, что мозги переворачиваются… С тем и уснул.
Насчет наступления – верно, конечно. Солдатский телеграф вести разносит, да и сколько ни секреть подготовку, всего не засекретишь. Опытному бойцу сразу ясно, что нечто готовится. Ну, правда, настоящий ли это удар или отвлекающий – такие оперативные задумки на солдатском уровне не видны. Иной раз ведь командование нарочно демонстрирует подготовку к наступлению, дабы ввести в заблуждение возможную агентуру и отправить в штабы противника ложные сведения…
Всегда перед наступлением проводится разведка. Крайне нужны пленные, чтобы выяснить, какими силами располагает противник, где располагаются артиллерийские батареи, где танки и сколько? Какую-то часть работы взяла на себя авиаразведка. Здесь большую роль сыграли летчики 47-й авиадивизии полковника Толстикова. Активно вели разведку, делали фото железнодорожных узлов, шоссе, бомбили мосты и скопления техники.
В полку, где служил Михаил, разведвзвод был потрепан сильно. Когда случались ситуации критические, командир полка бросал на опасные участки всех, способных держать оружие, – ездовых, писарей штаба, ветеринаров, разведчиков.
Тем более при отступлении у них работы мало. Из взвода из-за потерь одно отделение осталось. Отправили к немцам одну поисковую команду, не вернулись. На следующую ночь вторую группу, остатки взвода. И эти сгинули. Хоть и подготовлены в плане боевом были, но изъяны наличествовали. Никто в разведгруппе не знал немецкого, не знали специфики – например, во сколько меняются часовые. Оккупационные войска жили по берлинскому времени. Смена караулов в полночь и в четыре утра. Если «снять» часового без четверти полночь, то его пропажа быстро обнаружится, объявят тревогу и поиски. Уйти не будет времени. Лучше часового убить или пленить в первом часу, тогда до смены караула уйма времени и есть шанс вернуться к своим. И таких нюансов много. Например, ходили в поиск в своей форме и сапогах. У немцев подошвы сапог подбиты гвоздиками с квадратными шляпками, на каблуке – подкова полукругом. На влажном грунте следы видны отчетливо. На советских сапогах подковок нет, и гвоздики – с круглыми шляпками. Для опытного розыскника – зацепка. Немцы широко использовали служебных собак, в том числе ищеек. Наши бойцы сапоги чистили ваксой, а немцы – гуталином. Запах отличался сильно, для собаки это сильный след, запах держится несколько часов. Немецкая полевая полиция ГФП имела богатый опыт, многие члены ее перешли из криминальной полиции, сыщики были отменные.
Кто-то из штаба вспомнил о Михаиле, вызвали к ПНШ, как сокращенно именовали
