ей рот.
— Короче, обсосы! — заговорил, обращаясь почему-то конкретно ко мне (до сих пор сидящему на асфальте) самый борзый из обезличенных платками афро-французов, в то время, как двое его подельников без видимых усилий на руках удерживали мою бестолково брыкающуюся подружку с зажатым ртом. — Это вам наказание за оскорбление нашего братишки Пауля. И в качестве моральной компенсации на ваши белые жопы накладывается штраф в полторы штуки евро. А пока не заплатите, мы конфискуем ваш мотоцикл. Всосали, жопы белые?.. Али, пакуй, — последняя фраза главаря адресовалась двухметровому жирдяю водителю фургона — четвертому, самому здоровенному подельнику отморозков, широкую рожу которого, вместо стильного платка, скрывал намотанный в несколько раз фанатский шарф ПСЖ.
Это все ты виноват! Ты!.. — заистерил под черепушкой Каспер, пока кряхтящий жиртрест, в намотанном до бровищ шарфе, неуклюже выбирался из-за руля и неспешно косолапил к валяющемуся на обочине мотоциклу. — Говорил же: не задирай Пауля, от греха! Что не простой он человек, а вон с какими гангстерами мутки мутит! Не послушал меня! И вот!..
— Короче, расклад у нас будет такой, — продолжил пыжиться главарь отморозков на уже вовсю пишущую камеру гаджета. — Моцик свой обратно получите лишь после того, как я получу от Пауля подтверждение о переводе ему полутора тыс…
— Жирный, ручонки свои от байка убрал! — рявкнул я, не дослушав, как только снятая мотоциклетная перчатка оказалась снова до упора натянута на правую ладонь.
— Че?..
— Че сказал?..
— Беляш, ты бессмертный что ль?.. — загалдела тут же в ответ наперебой троица поджарых отморозков.
Гигант-водитель же на мой наезд даже ухом не повел. Жирная туша, поднатужившись, в одиночку подхватила моцик с земли и, развернувшись, стала аккуратно парковать добычу внутри фургона.
Решивший проучить меня за дерзость главарь попытался пнуть в живот. Но, в противоход дернувшись ему навстречу, я успел подсуетиться мгновеньем раньше, и мой коронный хук справа душевно отоварил негра по бубенцам даже из партера.
Скрючившийся от жуткой боли главарь тут же сам рухнул передо мной на колени, я же, наоборот, рывком подорвался на ноги и в следующую секунду атаковал второго ублюдка, руки которого были связаны удержанием ног брыкающейся Кати. Молниеносная серия из трех апперкотов по подставленному, как груша в зале, хлебалу молодчика отправила второго афро-француза в глубокий нокаут. И завалившийся на спину ублюдок со смачным хлопком саданулся короткостриженым затылком об асфальт, из глубокого рассечения закапала кровь.
Увы, проверять: как там дела у бедолаги, мне было недосуг. Третий бандос, отшвырнув в сторону мешающую пленницу, сам попытался завалить меня прямым в челюсть. Но автоматом запустившийся в режиме боя маятник позволил на инстинктах вовремя поднырнуть под чересчур размашистый, дьявольски сильный, но далеко не самый быстрый, удар на голову возвышающегося надо мной противника и, сократив дистанцию, тут же контратаковать его уже самому серией с обеих рук из хуков в печень и джебов в челюсть…
Окажись на месте противников хоть один профессиональный боксер, и, вероятно, в его лице я бы встретил достойное сопротивление. Но эти гопари оказались обычной шпаной, накачавшей в зале эффектные банки, но в реальном бою за считанные секунды без шансов сдувшейся против более легкого, но в разы более эффективного, бойца.
Баюкающий отбитые бубенцы главарь до сих пор корчился в позе эмбриона на асфальте. Двое же его подручных, раскинув руки в стороны, чуть подальше без движения покоились в глубоком ауте, а вокруг их голов, рассеченных при жестком падении на асфальт, медленно расплывались кровавые лужи.
— Жирный, тоже желаешь прилечь рядом с ними? — задал я затравленно обернувшемуся силачу-верзиле риторический вопрос. — Или вернешь мотоцикл обратно, и мы с той, так уж и быть, расстанемся по-хорошему?
В ответ молчаливый жиртрест смешно затряс тройным подбородком и, вновь поднатужившись, стал вытягивать байк из фургона обратно на дорогу.
— Сача, какой ты у меня оказывается… — перевозбужденная от избытка адреналина Кати, не договорив, впилась в губы своего спасителя страстным поцелуем.
Как ты их! Ух! Всех смел, как маленький ураган!.. — пел заслуженные дифирамбы под черепушкой Каспер.
Но, сохранив холодную голову, я краем уха так же прислушивался и к настроению собирающейся вокруг нас толпы. И осуждающий тон доносящихся оттуда все громче речей мне ужасно не нравился.
— А что тут было-то? Что?..
— Да средь бела дня троих хороших ребят ни за что ни про что зашиб вон тот звереныш в перчатках байкерских!..
— Точно-точно. Все так и было! Эти бедняги случайно его мотоцикл дверью зацепили, вышли потом, как водится, помириться, а псих в перчатках КАК на них набросится!..
— Народ, а вот тут видео у меня имеется! Гляньте! Кажись, аккурат про этих перцев! Они ж там вовсе не…
— Да пошел ты с видосом своим, жопа белая! Че ты мне телефоном в рожу тычешь, я своими глазами видела, как все по натуре было!..
— И я тоже видел. Чрезвычайно жестокий тип, подтверждаю! Просто монстр какой-то!..
— Угу! Расист чертов! Бедные афро-французики! Вот из-за таких отморозков потом тень падает на всех честных беляшей!..
— Ой-ё-ё-ёй, что же делается! Полицию! Вызовите уже кто-нибудь полицию!.. — И словно накаркал говнюк. Вдали послышались протяжные завывания полицейской сирены.
К счастью, не на шутку перепугавшийся толстяк уже не только вытащил из фургона мотоцикл, но и, подсуетившись, собрал даже с тротуара наши разлетевшиеся шлемы.
— Кати, нам надо срочно отсюда сваливать! — оторвав от себя девушку, я даже слегка встряхнул ее, чтоб привести в чувство.
— Зачем? — ошарашенно уставилась на меня подруга.
— Чтоб в полицейский участок не загреметь, — ответил я, вручая девушки в руки шлем.
— Но не мы же это начали, а, наоборот, сами защищались.
— Ты это им расскажи, — фыркнул я, кивая на галдящую вокруг толпу, и натянул свой шлем на голову.
— Держите их!..
— Люди, не дозволяйте злодею скрыться!.. — наперебой закудахтало сразу несколько голосов из толпы.
— Любому, кто попытается нас задержать, хлебало снесу! — пригрозил я.
Подействовало. Самые горячие крикуны тут же попрятались за спины соседей.
Вой полицейской сирены стал гораздо громче. Но Кати, к счастью, раздумывала не долго, скоренько натянула на голову шлем и прыгнула в седло верного железного коня.
Как только я устроился сзади, наш мотор взревел и, вырвавшись из не рискнувшей навалиться на нас толпы, мы помчались вдоль едва двигающейся пробки дальше по своим делам.
