class="p1">Впервые во взгляде Робина мне увиделось подобие тревоги.
– Разумеется, я это отрицаю. Это клевета.
– А с чего вы думаете, что кто-то хочет вас оклеветать?
– Сэр, понятия не имею. Но я точно знаю, где был вчера вечером. Я вам уже говорил, что спал в это время.
– Вы закрываете дверь на ключ?
– Наши спальни не имеют замков, сэр.
– А ваш сосед по комнате, он был на репетиции?
– Должен был быть, да. Во всяком случае, когда я засыпал, здесь его не было.
Хиксли откашлялся прокуренным хрипом.
– Скажите мне, мистер Ратлэнд, когда вы впервые попали в Роданфорд?
Робин нахмурился.
– Я сдавал экзамены, как и все, перед летним семестром.
– В таком случае объясните, откуда вам было известно о наличии старого креста в церковном подвале? Его ведь убрали до вашего появления.
– Сэр, – со скрытым ехидством произнёс Робин, – вы не первый, кто задаёт мне этот вопрос.
Суперинтендант вопросительно уставился. Робин оказался крепче, чем полагал Хиксли.
– Вам не удастся подловить меня, ведь я ничего не говорил про крест из подвала. Ни вам, ни кому другому. На репетиции спектакля про святого Себастьяна я обмолвился, что было бы неплохо мученика к кресту привязать, но я не имел в виду никакой конкретный крест. Я предложил сам образ, – спокойно объяснил Робин.
– Образ… Как некий символ, да? – неубедительно строил из себя понимающего собеседника Хиксли. – Скажем, символ некой человеческой трагедии. Так вы себе представляли роль креста?
Робин помедлил с ответом. Он неожиданно бросил взгляд в нашу сторону, и мы с Адамом отпрянули от приоткрытой двери.
– У такого креста всегда один образ, сэр, – Робин скрестил руки на груди. – Всякий, подумав о кресте, автоматически вспомнит о распятии Христа.
Хиксли кивнул Дарту.
– Ступай в аудиторию, – сказал Дарт.
– В этом возрасте мальчишкам нельзя верить, – заметил Хиксли, когда Робин удалился.
– Я встречал лгунов и постарше, – вымолвил Дарт, с осуждением наблюдая, как суперинтендант дымит в спальне.
– Один из них лжёт. – Хиксли подошёл к окну. – В этом возрасте, как и во взрослой жизни, много межличностных войн.
– Не думаю. Эти двое хорошо между собой ладят.
Хиксли кивал, глядя на улицу.
– А с кем бы он не ладил?
– Робин? У него прекрасные отношения со всеми.
– Так не бывает, мистер Дарт. – Хиксли присел на подоконник. – Всегда найдётся тот, кто междоусобицу сеет.
– В нашем случае поздно об этом говорить, – хмуро сказал Дарт. – Отношения у всех были натянутыми только разве что с убитым.
– Ах, вот как? Продолжайте.
– Теофил был непростым юношей.
Суперинтендант зашёлся каким-то странным хохотком, похожим на собачий кашель.
– Надо полагать, раз с ним такое учинили!
Дарт стерпел это молча. Затем сказал:
– Возможно, ещё с Гарри не у всех общий язык находился, но это могло быть лишь из-за его тесной дружбы с Тео.
– Ага. Всё-таки есть связь. Гарри, значит, мог взять эту рясу, чтобы подставить Робина, и разыграть спектакль.
– Подставить? То есть убить? Нет. Во-первых, Тео был его лучшим другом. Во-вторых, Гарри не смог бы. А если бы смог, то исполнил бы всё самым тривиальным образом. Нож или камень. Но, опять же, вряд ли. У Гарри ни для чего ума не хватит, – сказал Дарт сухо. – Обычно они всё делали с Тео в паре. И, как правило, именно Тео придумывал, в какую беду им податься в очередной раз. Гарри в этом смысле безынициативный, пороху не выдумает.
– Хотелось бы мне побеседовать с этим Гарри. Но сейчас мне нужно допросить того, кто ещё мог оказаться вчера вечером неподалёку от павильона.
– Понимаю. Вы хотите видеть технический персонал?
– Да. И как можно скорее.
Хиксли вдруг тяжело вздохнул и пожаловался:
– Знаете, ничего подобного в моей практике не было. Пули считали, ножевые ранения измеряли, головы отрубленные искали, утопленников удили, но эти стрелы и крест этот…
– Я до сих пор под впечатлением, – согласился Дарт настолько чопорно, что походил на карикатуру на самого себя. – Не могу представить, как вообще можно совершить такое злодеяние – отобрать единственного сына у человека.
– Но оно совершено, и именно в вашем университете, – неожиданно ударил под дых полицейский следователь.
Кончик носа Дарта дёрнулся, протестуя.
– Вы намекаете…
– Говорю открытым текстом: убийца должен был знать о спектакле, потому что в жизни не поверю в такое совпадение. Должен был знать о кресте в подвале…
– Вы обратили внимание, что сказал отец Лерри? – спросил Дарт. – «Красть тяжёлый крест из чужого подвала». Ему не верится, что крест взял кто-то из студентов. Я того же мнения.
– И тот же отец Лерри сказал – и я того же мнения: «Крест в нашем случае – символ искупления». Месть ли это или же другой мотив, замаскированный под возмездие, но смысл ясен – убийца должен быть непременно связан с Тео. Вдобавок ко всему то, что я перечислил выше. Кто знал о замене спектакля? Кто имел контакты с Тео и мог за что-то хотеть его смерти? Студенты? Преподаватели? Священник? Кто-то из низшего персонала?
– Вы сами сказали, первокурсники не могли знать о кресте, – указал на противоречие Дарт.
Хиксли поглядел на Дарта, прищурившись, собрав кожу вокруг глаз в множество мелких морщин. Он потушил сигарету о подоконник и щелчком послал её на улицу.
– После разговора с Робином я в этом не уверен, – заключил суперинтендант.
Вдвоём они вышли из комнаты и закрыли дверь.
– Итак, некто нарядился в эту пресловутую рясу, – говорил Хиксли, удаляясь по коридору в сопровождении Дарта. – Разумеется, чтобы в случае чего остаться неузнанным. Или это сделал Робин, или кто-то вошёл к нему, пока он выходил в клозет или спал, взял рясу и отправился убивать Тео. А рясу вернул позже. Последнее ещё раз доказывает, что убийца – кто-то из обитателей Роданфорда. Чужак не сунулся бы сюда, тем более дважды. Его бы непременно здесь увидели и подняли тревогу. Это сделал кто-то, чьё появление на втором этаже университета не вызвало бы никаких вопросов.
Дарт что-то отвечал в привычной своей тихой манере, так что мы ничего не услышали.
– Чем больше слышу про этот некий символ, тем больше я уверен, что всё было наоборот! Что дело не в символизме каком-то, а в том, что Тео сам украл крест! – выпалил я шёпотом.
Адам, ранее предлагавший эту же гипотезу, но в другом ракурсе, снисходительно усмехнулся.
– Но не для образа, а для развлечения! – добавил я.
Мы двигались по коридору, как мыши, тихо, надеясь услышать, что скажет на допросе Секвойя.
– Он хотел повеселиться, и крест ему нужен был для какой-то богохульной цели. Уже
