не болит, Арин? Температуры вроде нет.
— Лучше бы была температура, чем сердце так болело…
— Мамуль! — зовет меня дочь.
Я резко сажусь на кровати и разглядываю ее. На ней безумно красивое белоснежное платье до коленок. И волосы распущены. Я каждое утро плету их. Наверняка это дело рук Эмиля. Он всегда любил распускать мои пряди, сейчас то же самое делает с дочерью.
— Малыш… Какая ты у меня красивая. Просто прелесть.
— Похожа на тебя, — улыбается дочка, обвивая мою шею руками. — Ужинать пойдем? Я проголодалась уже!
— Жду вас внизу, — говорит Эмиль, широкими шагами направляясь к двери.
— Малыш, иди ко мне. Кое-что скажу тебе, а потом спустимся. Окей?
Пора. Пора рассказать дочери, что Эмиль ее отец. И что она может называть его папой, если на то есть желание. Да, она задаст много вопросов, но при любом раскладе будет счастлива, что ее папа наконец вернулся. И надо разложить все по полкам так, чтобы она не считала Бестужева кретином. Ведь я никогда не преподносила его с плохой стороны.
— Хочу рассказать тебе немного о твоем папе, Эмилия. Ты у меня уже взрослая, понятливая и очень умная девочка. Хочу, чтобы ты знала своего отца в лицо, любила его. Ведь он тоже безумно любит тебя.
— Мам, я знаю, — серьезно заявляет дочь, глубоко вздыхая. Прямо как Эмиль пару минут назад. — Я знаю, что он мой папа, — ведет подбородком в сторону двери. — Скажи, почему он так долго не возвращался? Ты его фотографию до сих пор хранишь… Я когда увидела его у школы… Так сразу узнала. И догадалась. Он очень красивый. В него невозможно не влюбиться.
Как же я не удивлена. Эмилия действительно у меня догадливая. И да, она может молчать, но это не значит, что она ничего не знает. Характер дочери точь-в-точь смахивает на характер ее отца.
— Ух, какие мы словечки знаем, — широко улыбаюсь. — Отвечу по порядку, родная. Тогда у нас все было сложно. Эмилю пришлось уехать по работе. И он не знал… Не знал, что у нас скоро родится такая прелесть, как ты. Я не смогла выйти с ним на связь. Мы просто потеряли друг друга. И вот… Он появился всего месяц назад. И сразу же нашел нас…
Я почти не вру. Но и сказать все как есть я не могу. Все-таки есть вещи, которые знать малышке незачем. Узнай она, что наша разлука в большей части дело рук Глеба… Возненавидит его еще сильнее.
— Хорошо, мам. Я поняла. Скажи, я могу называть его папой? Сейчас у меня тоже есть папа… — она сияет от радости. — Как у моих одноклассниц в школе. Теперь мой папа тоже будет часто приезжать за мной в школу?
— Естественно, родная. Никак иначе. Ты же видишь, как он тебя любит. Как заботится. Твой папа очень обрадовался, когда узнал, что у него есть такое чудо, — щелкаю дочку по носу. — А сейчас обрадуется еще сильнее, как только услышит, как ты называешь его папой. Пойдем вниз? Знаешь, я тоже ужасно голодная.
Я слышу легкий грохот. Ощущение, будто что-то упало на пол. Устремляю взгляд на дверь, но там никого не вижу. Может, Эмиль все еще не ушел?
Умываюсь, и только потом мы с дочерью идем на первый этаж. Стол накрыт, и пахнет тут очень вкусно. Я даже сглатываю образовавшуюся во рту слюну. Желудок предательски урчит.
Эмилия не садится, а внимательно смотрит на своего отца, потом переводит неуверенный взгляд на меня. Будто спрашивает: назвать или нет? На что я киваю и улыбаюсь.
Эмиль вообще странно выглядит. Растерянно, что ли. Кажется, он действительно услышал наш разговор.
— Пап, — шепчет дочь, и в этот момент Бестужев замирает. Ощущение, будто он вообще перестает дышать. Шумно сглатывает. — Ты же не против? Я могу назвать тебя папой?
Эмиль неоднократно кивает. Встает с места и, приблизившись к дочери, опускается перед ней на колени, крепко обнимает.
На мои глаза наворачиваются слезы. Которые я и не пытаюсь отогнать. Они текут по щекам, падают на колени. Мне тоже хочется встать, но ноги становятся ватными.
Я столько раз представляла себе этот момент. Столько раз думала, будет ли рад Эмиль, узнав о существовании дочери… И вот он, тот день. Отец и дочь сверкают от счастья.
Ужин проходит как-то непривычно. Обстановка напряженная. Но нашей Эми удается поднять нам настроение своими вопросами, которые вызывают улыбку не только на моем лице. А еще… Каждое ее обращение к Эмилю начинается именно со слова «папа».
— Пап, а ты можешь завтра отвезти меня в школу сам?
Я улыбаюсь, откладывая вилку в сторону.
— Конечно, могу. Все, что захочешь…
— То есть маму уже не хотим? — уточняю я, игриво надувая губы.
— Да не-е-ет, мамуль…
— Ладно, ладно, — смеюсь. — Шучу, родная. Теперь будем подстраиваться под ситуацию. Иногда я отвезу тебя, иногда… Папа, — кошусь на Эмиля. Он странно смотрит на меня. Сказать, что пожирает взглядом — это ничего не сказать. — Кстати, ты уроки сделала?
— Упс, — потирает дочка лоб. — Поможешь, мам?
— Не-а. Я в душ. Папу проси, — подмигнув малышке, поднимаюсь.
В ванной провожу, наверное, целый час. Эмиль говорил, что в гардеробе есть любая одежда для меня. Действительно… Но я предпочитаю натянуть на себя трусики и ночную сорочку. Все-таки скоро спать ложиться. Хоть я свой лимит сна уже исчерпала. Вряд ли смогу уснуть.
Выхожу из комнаты и делаю всего шаг, как чувствую хватку на талии. Это, конечно же, Эмиль. Он тянет меня за собой, толкает третью дверь. Скорее всего, его спальня.
— Что ты делаешь?
— Хочу поговорить.
— А я не хочу. Мне надо пойти к дочке.
— Успеешь. Она стихотворение учит.
— Эмиль… — ворчу, чувствуя, как теплая ладонь ложится на мое бедро. — Немедленно отпусти меня. Я еще не забыла твои слова. И, поверь, никогда не забуду. И не прощу.
Но Бестужев меня не слышит. Я оказываюсь прижатой к стене. Он же утыкается носом мне в шею и глубоко дышит.
— Не знаю, что на меня нашло, Арин. Я будто с цепи сорвался. Знаешь, я ведь не железный. Ревность сносит мне крышу.
— Я поводов не давала! Ты угрожал мне дочерью, напомню! Не отличаешься от Глеба! Ни капли!
Эмиль поднимает глаза. Между нами всего лишь пара сантиметров. Я чувствую аромат его парфюма. Он дышит мне в губы, чем вызывает мурашки по телу.
— Прости, Волчонок. Прости… Больше не повторится. Обещаю.
Кладет руку на мой затылок, второй сжимает ягодицу. Да так, что я чуть ли не постанываю.
— Простить? — усмехаюсь. —
