class="p1">— Подожди минутку. Я сейчас, — говорит он, поняв моё замешательство.
Воробей удаляется вглубь квартиры и практически сразу возвращается, протягивая мне белоснежную хлопковую рубашку.
— Вот, это подойдёт? Она правда тебе великовата немного… Но с женским гардеробом у меня сложности, — улыбается он, разводя руками.
— Более чем подойдёт. Спасибо, Птиц.
Захожу в ванную, стаскиваю своё откровенное бельё, надеваю рубашку. Она мне практически до колен достаёт. Отлично! Застёгиваю все пуговицы, закатываю рукава, мою руки, умываю лицо. В зеркале отражается бледная физиономия с покрасневшими от слёз глазами. Смотрю на себя и понимаю, что если так и дальше пойдёт, то просто в психушку загремлю.
О Мите и думать не хочется. Негодяй! Ненавижу!
Воробей колдует на кухне.
— Маш, иди сюда, я чай заварил.
Захожу, устало опускаюсь на стул. Вымотанная, издёрганная. Вроде успокоилась немного, а вот теперь опять потряхивает.
— Давай, попей горячего, прогрейся. А то ты продрогла вся. Кушать хочешь? Могу бутерброды сообразить.
Отказываюсь. Мне сейчас кусок в горло не полезет. Пью чай молча. Он не спрашивает ни о чём. Просто сидит напротив, смотрит задумчиво.
— Ты устала наверное. Если хочешь, то давай покажу тебе твою комнату.
Благодарно киваю. Действительно лечь хочется. Колени мелкой дрожью трясутся.
— Ну вот, — говорит он проводив меня в спальню, — Я постель свежую застелил пока ты в ванной была. Располагайся, будь как дома. Если что-то потребуется, то говори, не стесняйся.
Он поворачивается, собираясь уходить.
— Птиц, — окликаю его, торопливо забираясь под тёплое одеяло, — А ты где спать будешь?
— О, Маш, на эту тему даже не переживай. Я закоренелый фанат диванов.
— Неудобно же. Прости! Одни неприятности тебе от меня…
— Не, всё норм. Не волнуйся. И не придумывай! Ты моя самая приятная приятность, — откликается он, — Спокойной ночи, Мышка.
В комнате темно. Чувствую чьё-то присутствие. Озираюсь и замечаю у стены неподвижный мужской силуэт. Он притаился там, ждёт когда я усну. Хочу соскочить с постели и бежать, но пошевелиться не могу. Тело ледяными оковами сковано.
Он понимает, что я его заметила, делает шаг из черной тени, заходит в полоску лунного света. Митя! Откуда он здесь? Наверное проследил за нами.
Хочу позвать Воробья, но из груди лишь слабый писк вырывается.
— Не скули! — тон насмешливый, глумливый, — Сейчас я тебя приласкаю, сладенькая!
Мощным, нечеловеческим прыжком заскакивает на кровать, сдёргивает одеяло. Хнычу, понимая, что будет дальше.
Его пасть широко открывается, выпячивается вперёд, обнажая три ряда острых как кинжалы зубов. Руки с нереально длинными пальцами шарят по моей коже, оставляя на ней кровавые отметины от ногтей. Он лезет мне под рубашку, полосует саднящими ранами бёдра.
— Ты моя! Только моя! И не смей даже думать, что будет иначе.
Набираю полные лёгкие воздуха. Кричу, вкладывая в этот вопль всю свою боль и страх…
— Тише, родная, тише. Это просто ночной кошмар! Ну же, Мышка, открой глазки! Это я! Всё хорошо! Всё хорошо, милая!
Открываю глаза, вижу его, прижимаюсь, укрываюсь в его тёплых объятьях. Плачу навзрыд, подобно маленькому, испуганному ребёнку. Сон был настолько реалистичным, что просто отодвигает, стирает грань с реальностью.
— Гоша, не уходи! Пожалуйста! Только не уходи! — шепчу, испуганно сжимая рубаху на его груди.
— Не уйду, малыш. Только не плачь. Я тут, рядом.
Он подкладывает руку мне под шею. Целует в висок. Обнимает, как под крылышко берёт. Успокаиваюсь, наполняюсь чувством тепла и защищенности. Понимаю, что сейчас вполне готова поведать ему о сегодняшнем вечере. Рассказываю про случайно подслушанный телефонный разговор и добавляю с горечью:
— Гош, у нас с ним близость была перед этим. Понимаешь? Я думала, что это поможет нам двигаться дальше, но теперь себя так мерзко чувствую, как будто бы меня изнасиловали…
Он дёргается, словно от удара. Напрягаюсь, понимая, что в своей откровенности, возможно, запретную черту пересекла. Но остановиться уже не могу.
— Мой ребёнок, Гош… Он… я не знаю, что думать. А вдруг Дима изначально его не хотел? — вздрагиваю от одной мысли об этом.
Воробей чувствует моё смятение и ужас. Вздыхает. Укутывает меня одеялом, ласково гладит по волосам. Голос мягкий, нежный, убаюкивающий:
— Не волнуйся, малыш, что бы не случилось, ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. А сейчас тебе нужно постараться отдохнуть. Ты вымотанная. Поспи, а завтра решишь, что будем делать дальше.
Реальность преломляется. Мы с Воробьем меняемся местами. Дежавю. Всё как тогда — в далёком детстве. Только вот теперь в роли утешителя не я, а он.
Пригреваюсь, вслушиваюсь в ритмичный стук его сердца, в его дыхание и сама не замечаю, как погружаюсь в спокойный и здоровый сон.
Глава 38
Митя
— Пал Георгич, здравствуйте! Простите, что в выходной беспокою, просто у меня ситуация экстренная.
— Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич, — отзывается Васнецов, приглашая меня за свой столик — Да какое беспокойство-то? Говорите, что стряслось? Я так понял, что с Вашей женой что-то неладное приключилось? Давайте поподробнее.
Васнецов — явный пример того, что деньги могут творить чудеса. Высокомерный мужик, глав-врач психиатрической больницы. Несмотря на то, что я к нему по рекомендации от одного «большого» человека обратился, сначала со мной сквозь губу общался. Но, получив первый транш зелёных, расслабился и стал прямо-таки воплощением радушия. Ни дать ни взять — джин из лампы — готов быть к твоим услугам в любое время дня и ночи. Вот и сегодня, несмотря на выходной, согласился со мной встретится в этом уютном ресторанчике.
— Да, Пал Георгич, — говорю вздыхая, — С Машей моей — совсем беда. Помните я Вам про её галлюцинации рассказывал? Ну когда она повторно в больничку загремела…
— Как же, как же — конечно помню. Я тогда Вам настоятельно советовал её на освидетельствованные направить. Но Вы, почему-то, мой совет проигнорировали.
— Да, каюсь. Понадеялся, что сами справимся. Думал, что дома ей легче станет. Постарался ей комфортные условия организовать. Но…
— Лучше не стало. — понимающе кивая головой, резюмирует он.
У нас такая игра интересная: каждый знает, что требуется от него другому, но мы, как театральные актёры, старательно отыгрываем свои партии.
— Не стало, Пал Георгич, — вздыхаю я, вылепливая скорбную мину, — Более того — всё только ухудшилось. Боюсь, что Маша сейчас опасна для самой себя. И не только для себя… После возвращения из больницы, она на свою младшую сестрёнку набросилась. Мне её удерживать пришлось, иначе не знаю чем бы всё это закончилось. Катя была вынуждена съехать, так как Маша ей откровенно угрожала. Помните, я Вам говорил, что она якобы нас с Катей в непристойной ситуации видела. Ну так
