корабль, и под всеми парусами — к берегу! Иногда кит подыхает, так до берега и не добравшись, но это ерунда, если берег неподалёку. Тогда буксируют не кита, а его тушу. Опутывают кита верёвками и, с помощью кабестанов, вытаскивают тушу на мелководье. А там уже только помогай Бог в разделке! Десятки бочек жира! И сорок и пятьдесят и больше. Дядька рассказывал, что с самого большого кита получили сто восемьдесят бочек! А ведь, у кита ещё есть китовый ус!
— И мясо… — подсказал я, — тонны…
— Нет, мясо выбрасывают, — помотал головой Шарль, — Разве что, если прямо рядом с каким-нибудь портовым городом удастся кита вытащить? А так, пока это мясо довезёшь — всё испортится. Нет, китобои мясо в расчёт не берут! А ещё бывает, когда кашалоты поблизости, тогда вся команда у бортов выстраивается и до рези в глазах всматривается в волны…
— Чтобы кашалота не пропустить? — заинтересовался я, — Тоже жир?
— Чтобы амбру увидеть!
— Амбра?..
— Это такое вещество, которое получается в желудках очень старых кашалотов, да и то, далеко не всех. Но зато, какая это ценная вещь! Плавает такой серо-чёрный кусок по поверхности, бывает, килограммов на шестьдесят! Ну, всё, знатная добыча!
— А как же она из желудка… ах, да…
— Ну, да, естественным путём… Но, простите, сударь, у пчёл мёд тоже… естественным путём выходит! Но вы кушаете и не брезгуете?
— А эта амбра, что, тоже съедобна?
— Нет! — резко ответила Катерина, — Но это ценный продукт для приготовления духов! Самые лучшие и самые стойкие ароматы непременно используют амбру. Во флакончик и нужно-то ма-а-ахонькую крошечку той амбры. Представляешь, сколько можно сделать дорогих духов из куска амбры в шестьдесят килограммов?
— Ну, вот! — подвёл итог Шарль, — На китобойном промысле мой дядька свой капиталец и заработал. Почувствовал однажды, что рука подводит, когда гарпун бросает, ну, значит, всё, пора завязывать с этим делом. С ростовщиком он уже давно расплатился, так он продал свой пай на китобойном судне, да и открыл трактир. А душа морская у него никуда не делась.
— Да, он нам так утром и сказал, мол, жаль, что вы так быстро отчаливаете… Как будто мы, это корабли! — улыбнулась Катерина.
— Я же говорю: с головой у него не всё в порядке. А душа добрая. Это же он мне габару купил! Ну, как купил? Отдал в аренду. За малую долю прибыли. И мне хорошо, и ему грошик в кошель! Ну, вот и добрались! Прошу на борт, ваше сиятельство! И вы, сударь, поднимайтесь! Авось, сегодня доберёмся до Дижона!
* * *
Нет, как ни старался Шарль, как ни выбивалась из сил его команда, но до Дижона мы в этот день не добрались. Вам это может показаться странным; как сказала Катерина, от Лиона до Дижона всего около двухсот километров. Ветер свежий, попутный, корабль новенький, команда слаженная, габара это не лошадь, не устаёт в дороге, но… ах, как часто у нас в жизни встречается это самое «но»!
Во первых, мы идём против течения. Во-вторых, река делает повороты, и довольно часто, а ветер — нет. И если просто перекладывать руль, то габара начинает беспорядочно рыскать и опасно крениться. А мы на судоходной реке! У нас и встречные и попутные кораблики плывут! Поэтому-то каждый день к вечеру команда выматывается до предела. Из-за этого, из-за того, что нужно постоянно парусами управлять. Ну, и в-третьих, сегодня начало декабря. Световой день, считайте, самый короткий. Мы и так выплыли до рассвета, очень долго плыли в густющем тумане, а в темноте разве наберёшь полную скорость? Как раз во встречный корабль воткнёшься! Или в берег, а берега здесь каменистые, тоже не подарок. И так же, в полной темноте причалили в порту города под названием Шалон-сюр-Сон, что означает «Шалон на Соне», где и пришлось ночевать. Катерина рассказывала про него, что это столица графства Шалонского и ещё что-то, но я, признаться, не слушал и ничего не запомнил.
Зато на следующий день, отправившись в путь спозаранку, до Дижона добрались, когда солнце едва-едва перевалило за полдень!
— Дижон! — словно полководец, простёрла руку вперёд Катерина, — Столица Бургундии!
— И горчицы! — тонко улыбнулся Шарль.
— О, да! — просияла и Катерина, — Дижонская горчица — символ города!
— Её здесь выращивают или едят? — скучно поинтересовался я, только для того, чтобы не молчать.
— И выращивают, и изготавливают, и, конечно, едят! — отчеканила девушка, — Лучшая горчица мира! С мёдом, с тмином, с куркумой, с вином, с уксусом… белая, чёрная, серая, коричневая, английская… семенами, молотая, в виде пасты… всего не перечислить!
— Лет двадцать назад королевским указом попытались ввести запрет на приготовление любой другой горчицы, кроме горчичных зёрен с уксусом, — хихикнул Шарль, — Ага! Конечно! Здесь, в Дижоне, вы найдёте сотни видов горчицы! Сотни!
— И это едят? — усомнился я, — Все сто видов?
— Едят, ещё как едят! — уверила меня Катерина, — Мне известно, что на одном только званом ужине герцога Бургундского было съедено гостями триста двадцать литров горчицы! Литров! Так что, можешь быть уверен — едят.
— Это же… восемь сорокалитровых бочек! — ахнул я, — Горчицы⁈ За одним ужином⁈
— А я про что? — задрала нос Катерина, — Любят здесь горчицу! Понимаешь? Любят.
— Вот и порт… — скромно заметил Шарль и повернулся к матросам, — Ребята! Причаливаем!
— Я слышу, стучат молотки, — заметила девушка, — Дижон строится?..
— Дижон расцветает! — жарко заверил Шарль, — Особенно после возвращения в Дижон его светлости, Жана Бесстрашного. Он всё делает для процветания Бургундии!
— Бесстрашного? — опять отвлёкся я от своих мыслей, — И где же это он с таким прозвищем… э-э-э…
Я опять сморозил глупость! Как я забыл⁈ Это же рыцарь! Разве может рыцарь получить такое прозвище незаслуженно⁈
И Шарль и Катерина одновременно нахохлились.
— Не знаю, как в ваших краях, сударь, — холодно отчеканил Шарль, — Потому что, хоть вы и говорите на французском, как на родном, но чувствуется, что вы не француз… Так вот, не знаю, как в ваших краях, а во Франции такие прозвища дают за дела! Его светлость Жан Второй из рода Валуа оказывал помощь венгерскому королю Сигизмунду против турок во главе французских крестоносцев! Где
