Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
он оказался выброшенным на сухой берег», – писал Моэм. В период между 1939-м и 1944-м Уэллс упорно работал над «Декларацией прав человека», которая стала важным документом, описывающим права человека, но которую так и не оценили при его жизни. Уэллс превратился в бывшего пророка, проповедующего перед пустым залом.
«У меня нет партии, нет группы. Моей эпитафией станут слова: “Он был умным, но… недостаточно умным…” Я пишу книги и чувствую себя, словно бросаю в грязь слитки золота»119, – жаловался он другу. К концу жизни большая часть трудов Уэллса оказалась кучкой поверхностных малоинтересных историй, попавших в твердый переплет исключительно благодаря его старой репутации и заслугам. Он слишком долго был писателем. Чувство пессимизма Уэллс выразил рисунком на стене квартиры в Ганновер-Террас, на которой был изображен путь эволюции человека и надпись: «Тебе пора уйти»120.
5
Радио Оруэлл. 1941–1943
Вся пропаганда – это ложь, даже когда говорят правду. Я не думаю, что это имеет значение в случае, если человек знает, что и почему делает1.
Джордж Оруэлл, запись в дневнике, 14 марта 1942
В августе 1941-го Оруэлл и Эйлин пригласили Уэллса на ужин. Несколькими месяцами ранее дом подруги Оруэлла Инес Холден разбомбили во время авианалета, и Уэллс предложил ей поселиться в его квартире, расположенной в перестроенном историческом здании. Холден, аристократка по происхождению, увлеклась жизнью богемы и создала свою репутацию одного из ярких молодых дарований 1920-х. Художник Энтони Пауэлл, которого она представила Оруэллу в лондонском Café Royal, писал, что с Холден «приятно общаться»2, что у нее интересные взгляды, что она знает все последние светские сплетни и умеет забавно пародировать окружающих. Тогда Холден было тридцать семь лет, она с большой наблюдательностью описывала в дневниках и романах жизнь британцев во время войны и на протяжении 1940-х годов являлась близким другом Оруэлла. Она с удовольствием организовала встречу Оруэлла и Уэллса, так как уважала и любила обоих. За два дня до назначенного ужина Уэллс узнал, что в журнале Конноли Horizon вышло эссе Оруэлла под названием «Уэллс, Гитлер и Мировое Государство». Уэллс приобрел номер журнала, прочел эссе и остался им крайне недоволен.
Оруэлл с Эйлин жили на пятом этаже построенного в 1930-х восьмиэтажного дома Лагнфорд-Корт на Эббей-роуд (северо-запад Лондона). Вполне возможно, что именно это здание вдохновило писателя на создание жилого дома «Победа». Очень часто на раскладушке в квартире спал кто-нибудь из их друзей, дом которого разбомбили. В тот вечер в гостях были Уэллс, Холден и популярный молодой критик Уильям Эмпсон. Уэллс не выказывал недовольства до конца ужина и достал из кармана пальто номер журнала Horizon только после того, как унесли тарелки. Оруэлл принес свой номер журнала и хлопнул им о стол. Писатели начали спорить, а Эмпсон, познакомившийся с Оруэллом в тот самый вечер, смутился настолько, что начал без устали налегать на виски. Оруэлл разделял политически ангажированных писателей на две категории: те, кто понимал истинную природу тоталитаризма (среди этих писателей англичан не оказалось), и тех, кто не понимал. В эссе он утверждал, что рациональный и научный ум Уэллса, не поддающийся очарованиям идеи крови и земли, был не в состоянии серьезно воспринять Гитлера («этого визжащего мелкого ублюдка в Берлине»3). Смешивая критику с похвалой, Оруэлл писал: «Уэллс слишком рационален, чтобы понять современный мир. Начиная с 1920 года он растрачивает свои таланты на то, чтобы убивать бумажных драконов. Но при этом у него есть неоспоримые таланты»4.
Оруэлл гордился своей «интеллектуальной брутальностью»5. Довольно часто он завязывал дружбу с людьми, которых до этого критиковал в своих эссе. Среди этих людей были Стивен Спендер, автор детективов Джулиан Саймонс и канадский писатель и анархист Джордж Вудкок, назвавший Оруэлла «одним из тех странных существ, которые сближаются посредством разногласий»6. Оруэлл говорил Спендеру, что, лишь познакомившись лично с кем-либо, тот становился «человеком, а не карикатурой, воплощающей набор идей»7. Вера в то, что каждый может свободно и без оглядки на кого-либо выразить себя на страницах прессы и книг, была настолько фундаментальной, что ему не приходило в голову, что кое-кому его отношение может не понравиться. Он придерживался того мнения, что идолов надо убивать, что, впрочем, нисколько не мешает совместному ужину.
Оруэлл и Уэллс спорили, но в конце концов угомонились. По пути домой Уэллс сообщил Холден о том, что «вечер был занятным»8. Спустя семь месяцев Уэллс прочитал очередное эссе Оруэлла, озаглавленное как «Новое открытие Европы: литература между двумя войнами», и был возмущен утверждением, что он верил в то, что наука способна «решить все проблемы, стоящие перед человечеством»9. Уэллс написал письмо в редакцию издания, обвиняя Оруэлла в «глупых обобщениях»10. А в личном письме Оруэллу он выразился более жестко: «Я этого совершенно не утверждал. Почитай мои ранние работы, говнюк»11. На этом отношения двух писателей закончились.
Эссе, которое так задело Уэллса, было печатной версией радиопередачи Оруэлла для индийского отдела BBC, в котором он работал в период между августом 1941-го и ноябрем 1943-го. В это время он, точно так же, как и Уэллс в 1918-м, сотрудничал с государством. Позднее Оруэлл говорил, что это были «два потерянных года»12, но думается, что это всего лишь преувеличение. На BBC он понял, как работают в СМИ пропаганда, бюрократия и цензура, и эта информация легла в основу описания министерства правды. Многочасовые выступления на BBC о войне, политике, тоталитаризме и литературе заложили основу для двух замечательных художественных произведений и одного из лучших эссе писателя. Для человека с таким складом ума, как у Оруэлла, не могло существовать таких понятий, как пара потерянных лет.
Первую половину 1941 года Оруэлла несло по течению «странного и скучного кошмара»13 Лондона во время войны. Тот год начался с новой волны слухов о вторжении немцев, после чего министерство информации заказало британскому журналисту-путешественнику Генри Мортону брошюру о том, к чему приведет это вторжение. Текст назывался «Я, Джеймс Блант», и в нем от лица обычного человека, проживавшего в обычной деревне, описывалась немецкая оккупация: цензура, пропаганда, преследование населения. Джеймс Блант, который только вышел на пенсию, узнает, что его бывший коллега работает на гестапо и уже сообщил немцам, что Блант позволял себе антинацистские высказывания. Мортон посвятил свой замечательный рассказ «всем благодушным оптимистам и тем, кто выдает желаемое за действительное»14. В 1943-м, когда угрозы немецкого вторжения уже не существовало, адвокат и военнослужащий Робин
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
