блестящих оливок.
— Но ведь ты старший сын действующего монарха? Обычно считается. Или на Амираби другие правила?
— Я бастард, — ровно сказал он, разливая по бокалам вино из графина. Проследив за моим взглядом, добавил: — Не волнуйся, напиваться нынче не в моих планах. Оно некрепкое. Не развлеченья ради, а успокоенья для.
Я пригубила тягучую рубиновую жидкость. На языке осталась сладость вишни с лёгкой кислинкой смородины. Говорят, в лучшем десерте есть щепотка соли. Я отправила в рот слоистый кубик сыра, и он растаял внутри. Зажмурилась от удовольствия. Правильно говорят.
— Нравится? — спросил Константин.
— О да! — я искренне улыбнулась.
Моя проблема, очевидно, заключалась в том, что я не умела вовремя останавливаться. Это был такой момент, когда беседа вильнула в безопасное русло, и требовалось только возблагодарить провидение и наслаждаться трапезой, но увы.
— Меня бросили младенцем. Сейчас я понимаю, что таким образом мне спасли жизнь. Но я не знала этого двадцать три года. Хорошо, когда есть семья, даже если в угоду формальностям…
— Отец меня признал, если ты об этом, — перебил Кольдт, пока я не наплела чепухи.
— Тогда почему?..
Он усмехнулся, откладывая недоеденный сэндвич (когда только успел сделать?), салфетка коснулась губ, в бокале взволновалось красное, когда пальцы обхватили тонкую ножку. Он откинулся на высокую спинку стула, и, когда я уже не надеялась, что отзовётся, сказал:
— Мне так нравится. Видишь ли, у меня достаточно обязанностей в статусе главнокомандующего, защитника королевства. Жизнь крон-принца строго регламентирована и протекает в свете, моя — посвящена войне. У отца есть преемники, законные. А я принял наследие матери и её имя. Так лучше для всех.
— Считаешь, жизнь на войне лучше?
Кольдт оторвался от спинки стула, локоть послужил опорой, когда он подался ко мне через стол.
— В твоих глазах я вижу отражение огненного смерча. Ты вспоминаешь это, глядя на меня.
Мои ресницы замельтешили, словно крылышки колибри — я заморгала в попытке отгородиться, прервав глазной контакт. А он тем временем продолжал:
— Я заметил, что ты разозлилась, когда мы, скажем так, пожурили Шелли за дезертирство. Знаю, что ты думаешь…
О, в этом нисколько не сомневаюсь, Гудини. *
— …Он слишком слаб для открытого боя, к тому же спас тебя и Сэм. Но он обязан был явиться к нам, доложить. Как ни крути, парень подвёл товарищей и страну. Власти бросили силы на поиски вместо того, чтобы дожать Гланца и закончить войну. Сколько ещё жизней она унесёт? Это безответственный поступок. Полагаешь преимуществом то, что превосхожу его по силе. Но я себе свободы от обязательств позволить не могу.
Пришлось сделать добрый глоток из бокала. В горле пересохло, дыхание сбилось. В небытие утекли десятки секунд, прежде чем я сумела заговорить.
— Там всё полыхало!.. Мы чуть не сгорели заживо, этот жар, выжигающий лёгкие дым…
Я не могла продолжать.
— Мне жаль. Когда следствие показало, что Антуан потерял Саманту именно в тот момент, когда я воспользовался магией, поверь, это стало причиной моих ночных кошмаров. И в то же время нет, я не жалею. Ледяные копья оставили от многих моих родственников, друзей, подчинённых, которых дома тоже кто-то ждал, груду осколков. Они растаяли у моих сапог, людей не смогли даже нормально похоронить. Видела фригонцев в действии? Понравилось?
— Нет! — я замотала головой отчаянно. — Мне вообще всё это не нравится! Ваша ненависть растёт как снежный ком, подпитывая сама себя, не имея на самом деле серьёзных оснований. Давние разногласия? В прошлом! Непримиримость магии? Но разность — это хорошо! В сотрудничестве вы могли бы достичь небывалых вершин, как это было в эпоху Лусеата. Выходит, все эти смерти бессмысленны?
— Разве не видишь? — он невесело усмехнулся. — Война в том или ином проявлении всегда будет там, где есть хоть малейшие различия между людьми, неважно, будь то раса, религия, обычаи, вид магии, или устремления. Животных и тех убиваем, лишь потому что они не мы. Не стоит искать во всём этом смысл, всё равно не найдёшь.
Мне хотелось накричать на него, обозвать циником, бросить свою правду в красивое лицо и наблюдать, как какой-нибудь её осколок угодит ему в сердце, если оно есть. Я не сделала ничего из этого.
— Это так печально, — только и сказала я.
Константин пожал плечами, подхватил бокал и прикончил вино одним махом.
— Да, наверное. Начало войны пришлось на расцвет моей юности, и мирной жизни я не ведаю.
— Это печально вдвойне.
Зелёные глаза блеснули в полумраке.
— Печально скорее то, что ты осквернила могилу моего прадеда. Между прочим, только за это следовало бы снести тебе голову. Шелли тоже, но я укоротил бы его прежде всего за самовольное оставление службы.
— Боги!.. — простонала я, накрыв ладонями пылающие щёки. — Мне так стыдно! Я хотела извиниться, но забыла. Забыла! Мы взяли лишь лепесток, а оно… а он… вдруг р-р-р-раз! И рассыпался.
Мои оправдания были более неказистыми, чем поступок. Я избегала смотреть на Константина, поэтому не сразу сообразила, что слышу… смех? Наверное, когда отняла руки от лица, я выглядела устрашающе. Иначе как объяснить то, что мой собеседник поднял ладони в мирном жесте.
— Я не злюсь на самом деле, — с улыбкой сказал он, — отец расстроился, это да. Но беднягу давно следовало погрести, а все эти тёмные штучки, бррр…
Мне на ум снова пришло слово, каким я привыкла его называть. Но мне ли жаловаться на его отношение к инциденту?
— Николас сказал то же.
— Значит, есть мозги. Хорошо, что остались на плечах.
Он снова рассмеялся.
Всё же Кольдты, кроме Сэм, — психи. Мы тут о жизни и смерти, а ему весело.
— Что?! — не сдержала раздражения.
— Ничего, — сдавленно проговорил он, прижимая к губам кулак. — Видела бы ты лицо Бальтазара, когда мы спустились. Таким кузена я ещё не наблюдал. Мне пришлось заставить его оставаться на месте, чтобы не бросился вслед за вами.
Это было не смешно, если задуматься. Но, представив, как Бальтазар мечется по склепу, а Константин и господин Грант ловят его, словно бешеного быка, я тоже прыснула, даже не пытаясь скрыть свою реакцию.
В покоях Саманты было тихо. Только ухала за окном ночная птица. Отбивали секунды часы. Как и предрекал Мануэль, девочка крепко спала. Сам управляющий читал в кресле у её постели какую-то книгу. Он поднял голову, едва мы переступили порог.
— Господин Скотт, — позвал Константин, потирая затёкшую шею. — Будьте добры, проводите нашу гостью, покажите где что и свободны. Я хочу побыть с дочерью. Наедине.
— Господин… — управляющий прижал руку к груди, поклонился. Он бросил краткий взгляд
