капитан Н. А. Евтропов. Старший лейтенант Названов как-то сумел отступить обратно к селу, спрятаться и, немного переждав, успешно выйти из окружения.
Понимая свою ответственность за государственной важности документы, я скомандовал: «Козиненко, за мной!». Стремительно уклонившись вдоль опушки леса влево метров на 600–800, увидели впереди большую группу военнослужащих, бежавших в направлении Бауцена.
Ощущая преследование немцами, периодически открывавшими дальний пулеметный и артиллерийский огонь, достигли села Конновиц, зашли в один из дворов, обнесенный высокой непросматриваемой оградой. Я достал все руководящие документы, регламентирующие порядок пользования шифрперепиской, вместе с Козиненко развели огонь, облили их бензином и уничтожили без малейших остатков. Услышав шум, выскочили на улицу и столкнулись с группой бегущих военнослужащих, среди которых увидел лейтенанта из медсанбата дивизии. Остановив его окриком, узнал, что к селу приближаются два мотоцикла с пулеметными точками, а на более значительном удалении идут шесть немецких самоходок.
Немецкие мотоциклы не заставили долго себя ждать, послышались их трескучие звуки, и мы вместе с лейтенантом-медиком вскочили во двор, где жгли только что документы. Быстро заняли удобные для боя позиции и как только два немецких мотоцикла приблизились, почти поравнявшись с нами, открыли непрерывными очередями огонь из двух автоматов. Кажется, стрелял из пистолета и лейтенант. Находившиеся на мотоциклах расчеты, по три немца на каждом, были уничтожены. Перевернутые мотоциклы трещали на полном газу. Козиненко пытался завладеть хотя бы одним из них, но они оказались так повреждены, что быстро восстановить их было невозможно.
В дальнейшем мы находились под страхом неотступного преследования противником, его периодических пулеметных и артиллерийских обстрелов из легких самоходных установок «Ягдпантера» и иногда появлявшихся и крайне обнаглевших самолетов-штурмовиков, которые на бреющем полете чуть ли не вкладывали гранаты в пилотки бегущих людей. Одновременно разбрасывали листовки, в которых гитлеровская пропаганда утверждала, что берлинская группировка советских войск отрезана и ее ждет жестокое возмездие за Сталинград полным уничтожением. Единственной гарантией сохранения жизни предлагалась немедленная сдача в плен. Окруженные противником, беспомощные и напуганные больше всего непониманием своего положения, наши воины, в основном тыловых подразделений дивизии, метались из одной стороны в другую, попадая под неожиданные столкновения с противником то слева, то справа от дорога на Бауцен. Все стремились туда потому, что распространялся слух, что там перед городом наши войска заняли оборону. В этой стихии многие из них гибли или оставались на поле боя тяжело ранеными. Неизгладимо остался в памяти жуткий эпизод. Один раненый воин полз по дороге с разорванным животом и вывалившимся из него кишечником, простирая руки к бегущим и выкрикивая: «Братцы, не оставляйте меня, пристрелите!».
Мне и Козиненко удалось вырваться из этого пекла благодаря тому, что мы больше других уклонились от дороги на Бауцен, достигли берега реки, вероятно всего это была Шпрее, спрыгнули в ее русло и под прикрытием крутого берега, высотой не многим больше метра, в полусогнутом положении продвинулись вперед метров на четыреста, перешли на ее левый берег и, оторвавшись от преследования противника, в полной безопасности продолжили ускоренное движение на Бауцен. Вместе с нами оказалось еще четыре человека нашей дивизии. Двигаясь в направлении видневшегося впереди села, до которого было километра три, справа от него заметили в замаскированном капонире танк. Все залегли. Присмотрелись. Вроде бы танк похож на наш, но решили, чтобы не ошибиться, приближаться к нему врассыпную. Другого, более безопасного направления движения, не было. К счастью, танк оказался нашим. Мы рассказали танкистам, что по дороге на Бауцен двигаются с периодическими замедлениями шесть немецких самоходок. От танкистов узнали, что действительно в районе Бауцена создается наша оборона. Передохнув минут десять вместе с танкистами, увидели злосчастные самоходки. Командир танка дал команду о приготовлении к стрельбе, а мы, по указанному им направлению, двинулись на предельной скорости продвигаться к Бауцену. Через 20–30 минут услышали стрельбу, видимо, танкисты вступили в бой с самоходками. Вскоре стрельба прекратилась. Оценили это для себя как усилившуюся угрозу. Вбежав в село, увидели сильно горящий дом. Я сказал Козиненко: «Давай здесь сожжем все документы, находящееся в твоем мешке». «Точно, – сказал он, – иначе нас с ними могут прижата и мы не успеем их уничтожить». Огонь был настолько сильным, что, бросая в него дела с указаниями и ориентировками, в том числе по розыску, мы обжигали себе руки и лица. Козиненко по близости у сарая заметил вилы, несколько раз перевернул ими дела и мы убедились, что они сгорели полностью.
Дальнейший путь к Бауцену пришлось продолжать ускоренным бегом, поскольку выстрелы слышались совсем близко. В четырех километрах. от Бауцена встретились с минерами, закладывавшими мины прямо на дороге. Далее в двухстах метрах проходила оборона, постоянно усилившаяся за счет тех, кому удалось добраться до этого места.
Проверив мои документы, офицер разрешил нам следовать в Бауцен, подсказал, что там находится штаб 254-й стрелковой дивизии. К вечеру 22 апреля в Бауцене мы кашли начальника ОКР «Смерш» этой дивизии майора Мишанова. Оказалось, что он уже видел нескольких бойцов взвода охраны нашего отдела, но не проявил к ним должного внимания, несмотря на то, что при них находился целый мешок с оперативными документами. Разыскать их мне удалось быстро. Их было шестеро, в том числе и рядовой Третьяков с врученным ему мешком документов. Он оказался пределы о сообразительным и умелым организатором этой группы по выходу из окружения, сумев неоднократно вывести ее из-под огня противника без потерь. Переночевав в отделе Мишанова, продолжали находиться там и после обеда узнали, что из Бауцена есть выход и в 7 километрах от него в селе размещается штаб 48-го стрелкового корпуса, в состав которого входила наша 294-я стрелковая дивизия. Вместе с другими военнослужащими к 18 часам 23 апреля мы вышли из бауценского котла, а уже к позднему вечеру того дня, предварительно получив данные от оперработника, обслужившего штаб 48-го корпуса, в соседнем селе нашли замначальника отдела капитана Иванова вместе с рядовыми Брехуновым, Хоришманом и другими военнослужащими дивизии. Впоследствии оказалось, что кольцо окружения опять замкнулось. На внешней его части слышались упорные бои и только через четверо суток войска 52-й армии и 2-й армии Войска Польского полностью овладели ситуацией, сняли угрозу дальнейшего окружения и планово перешли в наступление.
Ранним утром, 27 апреля, группой в одиннадцать человек во главе с капитаном Ивановым вышли вслед за наступающими войсками в район города Ниски, где встретились с комендантом отдела лейтенантом Коранкевичем и он сопроводил нас к начальнику отдела майору Виленскому. Как оказалось, он не ожидал встречи с нами и уже несколько дней тому назад доложил начальнику ОКР «Смерш» 52-й армии генералу
