но вместо того, чтобы пожать, он наклоняется и целует тыльную сторону моей ладони.
В этот же миг чувствую тяжёлый взгляд на себе, мне и смотреть не надо, чтобы понять, чей он. Марат смотрит на меня с другого конца зала. Глаза его трудно увидеть, но чувствую исходящий от Самойлова гнев даже отсюда. Правда, не понимаю, почему такая реакция? Я должна сидеть в углу и ни с кем даже словом не обмолвиться, или что? Зачем тогда брать меня на мероприятие?
– Красивое имя, – напоминает о себе мой собеседник.
– Обычное, – плечом веду, продолжая смотреть на Марата. Тот якобы разговаривает с мужчиной, которого мы встретили в ресторане несколько дней назад, но прожигающий до дыр взгляд приклеен ко мне.
– Вы ещё и скромная, – усмехается мужчина и упирается рукой в подоконник, встав совсем близко ко мне. – Скукота здесь смертная, – вздыхает он.
– Зачем же тогда пришли? – спрашиваю, повернув голову к нему.
– Статус обязывает, – с улыбкой отвечает.
– А какой у вас «статус»? – просыпается во мне интерес.
Я уже две недели кроме новой работы никуда не хожу, собственно, и не разговариваю ни с кем, а рабочие диалоги не считаются.
– Важный, – усмехается мужчина. – Я сын главы администрации Невского района, – говорит небрежно, будто он продавец в магазине.
– Неожиданно, – не скрываю своё удивление.
– Позвольте пригласить вас на танец, – вдруг произносит и, встав передо мной, протягивает руку.
– Разве я могу отказать сыну главы администрации? – улыбаюсь и вкладываю свою руку в его.
Я знаю, чувствую всем телом, что Самойлов глаз с меня не спускает, но я пришла повеселиться хоть немного и не вижу ничего страшного в одном танце.
Артур почти весь вечер крутился вокруг меня, и я была благодарна, что не стою в сторонке в одиночестве. Ведь кроме Марата я здесь никого не знаю, а он словно забыл о моём существовании. После танца с Артуром я Самойлова больше не видела. Компания нового знакомого спасла меня от унылого вечера.
Если бы мне предоставили выбор, я бы предпочла сидеть дома, смотреть новогодние фильмы по телевизору, слушать президента в двенадцать ночи и есть мамины салаты, а не присутствовать на этом пафосном мероприятии с его изысканными блюдами и незнакомыми людьми с фальшивыми улыбками на лице.
Шампанское немного ударило в голову, и, решив ополоснуть лицо холодной водой, направляюсь в сторону ванных комнат. Аккуратно побрызгав так, чтобы макияж не испортить, я смотрю на себя в зеркало, замечая, что выгляжу очень даже хорошо, только глаза говорят правду. В них грусть, тоска и безысходность.
Вздохнув и нацепив такую же, как и у остальных, фальшивую улыбку, я выхожу из туалета. Едва дверь за собой закрываю, как меня хватают за локоть, припечатывают к стене и наваливаются на меня всем телом.
– Артур, что вы делаете? – округлив глаза до невероятных размеров, я смотрю на мужчину.
Что-то в нём изменилось: лицо побледнело, зрачки расширены, а на губах странная улыбка.
– Ты такая красивая, – проговаривает слегка заплетающимся языком и проводит носом по моей ключице.
Тело начинает дрожать от страха и непонимания. Я никакого повода не давала, просто беседовала с мужчиной, что казался приличным и воспитанным. Что происходит?
– Артур, отпустите меня, пожалуйста! – упираюсь кулаками в его грудь, пытаясь оттолкнуть его, но тщетно.
– Натуральная, не испорченная, свежая… – говорит так, словно на рынке мясо выбирает, при этом продолжая лапать меня как обезумевший.
– Отпустите же! – требую, предпринимая новую попытку оттолкнуть мужчину.
– Не ломайся, я не обижу, отблагодарю как следует, – проговаривает со сбившимся дыханием. – Шубы, бриллианты, тачку – всё что хочешь…
– Господи, что вы несёте? – хнычу, уже теряя силы.
А он продолжает вдавливать меня в стену, пробирается рукой под платье, чёртов разрез ему позволяет это сделать без особых усилий. Носом в ложбинку грудей вклинивается, как больной, и остервенело трогает меня, вызывая приступ тошноты.
Уже теряю надежду, что мужчина одумается, отпустит меня и извинится, как внезапно вся тяжесть исчезает, а я сползаю по стене на пол. Не успеваю толком ничего понять и разглядеть из-за пелены слёз на глазах, но отчётливо слышу звуки ударов.
– Марат… – хрипло проговариваю, наконец поняв, что происходит.
Артур лежит на полу, а Самойлов нависает сверху и раз за разом кулаком по его лицу бьёт. Раздаются шаги, прибегает охрана, кто-то из гостей, Марата оттаскивают от мужчины, у которого всё лицо в крови.
– Какого хрена, Марат? – шипит на друга Арсений.
– Пусти! – едва дышит Самойлов. – Пусти, я сказал! – рявкает, и Арсений отходит в сторону, подняв руки в сдающемся жесте.
– Марат Давыдович, думаю, наша сделка не состоится, – раздаётся голос седого мужчины, стоящего в стороне со спрятанными в карманах брюк руками и совершенно спокойным лицом.
– Сынка от наркоты отучи! – бросает ему в ответ Самойлов и, сплюнув на пол рядом с лежащим Артуром, направляется ко мне. – А ну пошли, – хватает за предплечье, сильно сжимая, вызывая ощущение, что он мне руку сломает.
– Мне больно, – едва слышно говорю, перебирая ногами, не успеваю за ним на каблуках.
В ответ ничего, и хватку не ослабляет, наоборот, ещё сильнее сжимает, что я почти руку не чувствую. На улице он толкает меня к своей машине, и я, больно ударившись боком, тут же за него хватаюсь.
– Ну что, сука, довольна? – шипит мне в лицо.
– Что? – непонимающе смотрю на него.
– Ты хоть понимаешь, кому я нос разбил? – бьёт кулаком по капоту, оставляя вмятину.
– Кто просил избивать его до полусмерти….
– Закрой свой рот! – рявкает на всю парковку.
Вокруг нас его охрана даже глазом не моргнула. Эти роботы ко всему привыкли, наверное, они просто стоят и смотрят.
– В чём моя вина? Что у него с головой проблемы? Я ничего не…
– Задом меньше крути! – орёт и снова кулаком по капоту. – Я тебе дал работу, свободу, возможность с матерью видеться, а тебе всё мало, мужика захотелось? Так я тебя в бордель могу сдать, этого хочешь? – очередной удар рядом со мной, и я вздрагиваю, вся сжимаясь. – Отвечай, твою мать! – орёт, в лицо слюной брызгая, как взбешённый бойцовый пёс.
– Н-нет, – задыхаясь от слёз, отвечаю, вообще ничего не понимая.
– Будешь собакой на привязи, раз вести себя, как надо, не можешь, – последнее, что он сказал перед тем, как запихнуть меня в машину.
И с тех пор я и есть собака на
