Началась посадка. О, господи… Где же билет? Багажа у него нет, так что не о чем волноваться. Он чувствовал, что газеты, свернутые под мышкой, вот-вот выскользнут и разлетятся по полу. Он свернул их поплотней и крепко прижал локтем к телу. Надо успокоиться, надо думать о Кафферти, надо вспомнить все детали, чтобы защита не нашла ни сучка ни задоринки в его рассказе. Придерживаться фактов, позабыв на время об Оборотне, Лизе, Роне, Сэмми, Кенни, Томми Уоткисе, Джордже Флайте… Флайт! Он не успел предупредить Флайта. Они будут его искать. Надо будет им позвонить, как только он прилетит в Глазго. Ему следовало позвонить сейчас, но тогда он может опоздать на посадку. Ладно, к черту. Пора сосредоточиться на Кафферти. Когда он прибудет на место, то успеет просмотреть собственные записи, так что, когда настанет время давать показания, он сможет воспользоваться ими в суде. Было только два свидетеля, верно? Насмерть перепуганный хозяин пивной, которого обвинение еле-еле убедило дать показания, да сам Ребус. Он должен быть сильным, уверенным в себе, а его слова – убедительными. Направляясь на посадку, он взглянул на собственное отражение в настенном зеркале. Он выглядел так, словно всю ночь стоял на ушах. Воспоминание о минувшей ночи заставило его улыбнуться. Все будет в порядке. Он позвонит Лизе, чтобы сказать ей… Сказать что? Спасибо, наверное… Так, теперь наверх, по трапу, а затем в узенький лаз, по бокам которого стоят улыбающиеся стюард и стюардесса.
– Доброе утро, сэр.
– Доброе утро. – Он заметил рядом со стюардом стопку бесплатных газет. Черт возьми, зачем только было тратить деньги в аэропорту!
Проход между креслами тоже был, мягко говоря, нешироким. Ему пришлось протискиваться мимо каких-то бизнесменов, которые деловито запихивали свои пальто, портфели и сумки в багажные полки над сиденьями. Наконец он нашел свое место у окна и, устало плюхнувшись в кресло, защелкнул ремень безопасности. Снаружи аэродромная команда заканчивала приготовления к взлету. Откуда-то издалека донесся рокот взлетевшего самолета. Рядом с Ребусом уселась какая-то толстуха преклонного возраста и, развернув газету так, что половина листа упала ему на правое колено, углубилась в чтение. Она даже не кивнула, отнесясь к нему как к пустому месту.
И вас тоже на фиг, мадам, подумал он, глядя в иллюминатор. Вдруг она громко цокнула языком, заставив его обернуться. Она смотрела на него в упор через очки с толстыми стеклами, одновременно постукивая пальцем по газетному листу.
– В наше время никто не может чувствовать себя в безопасности, – произнесла она. Ребус заглянул в газету и увидел, что она тычет в статью с одним из вымыслов об Оборотне. – Никто! Я теперь свою дочку вечерами никуда не отпускаю. В девять часов чтоб была дома, говорю я, пока они его не поймают. Но все равно… Успокаиваться нельзя. Вы же понимаете, он может оказаться кем угодно.
Ее взгляд недвусмысленно намекал Ребусу, что и он тоже находится под подозрением. Он попытался ободряюще улыбнуться.
– Я вовсе не собиралась никуда ехать, – продолжала она, – но Фрэнк – это мой муж – сказал, что все уже забронировано и деваться некуда.
– Хотите посмотреть Глазго?
– Да нет, у меня там сын. Работает бухгалтером в одной нефтяной компании. Оплатил мне дорогу, чтобы я убедилась, что у него неплохо идут дела. Я за него волнуюсь, он так далеко, и все такое… То есть я хотела сказать, что тамошняя жизнь не сахар, верно? В газетах об этом все время пишут. Там все что угодно может случиться…
Да уж, подумал Ребус, приклеив на лицо улыбку, это вам не Лондон. Раздался звонок, и на табло зажглась надпись «Пристегните ремни», рядом с уже горевшим предупреждением «Не курить». Боже, как же хочется курить, простонал про себя Ребус. Интересно, в каком он салоне – для курящих или для некурящих? Он не мог этого определить, не мог вспомнить, просил ли посадить его в салоне для курящих во время регистрации. Разрешают ли вообще сейчас курить в самолетах? Если Господь разрешил человеку курить на высоте шести тысяч метров, почему бы ему не оделить всех нас более длинными шеями? У его соседки шея, похоже, совсем отсутствовала. Не позавидуешь тому серийному убийце, который попытался бы проткнуть ее ножом…
Господи, какая ужасная мысль, прости меня, Господи, пожалуйста, прости меня… Чтобы искупить свою вину, он попытался сосредоточиться на болтовне попутчицы, которая продолжалась до самого взлета (тут уж она была вынуждена замолчать на минуту-другую). Воспользовавшись ситуацией, Ребус засунул газеты в карман перед собой и, откинувшись на спинку сиденья, быстро и крепко заснул.
Когда Джордж Флайт в очередной раз попытался дозвониться Ребусу в отель из Олд-Бейли, ему сообщили, что тот «поспешно выехал» рано утром, прежде выяснив, как быстрее добраться до аэропорта Хитроу.
– Похоже, что он дал деру, – ехидно проговорил констебль Лэм, – понял, что ему не под силу с нами тягаться… Ничего удивительного.
– Заткнись, Лэм, – огрызнулся Флайт, – здесь что-то не так, ты не находишь? Почему он уехал, никого не предупредив?
– Потому что он Джок, при всем моем к вам уважении, сэр. Испугался небось, что вы выставите ему счет в тройном размере.
Флайт выдавил улыбку, но мысли его были далеко. Прошлым вечером Ребус встречался с психологом, доктором Фрейзер, а сегодня в спешке покинул Лондон. Что случилось? Флайт наморщил нос. Он любил разгадывать подобного рода загадки.
Он зашел в суд, чтобы поговорить с Малькольмом Чамберсом. Чамберс выступал обвинителем по делу, касающемуся одного из осведомителей Флайта. Осведомитель этот был туп как пробка, влип в неприятную историю. Флайт сказал ему, что он вряд ли сможет ему помочь, но по крайней мере попытается. В прошлом, году этот парень дал ему много полезных советов; с его помощью Флайту удалось упрятать за решетку несколько настоящих ублюдков. И теперь Флайт чувствовал, что обязан ему помочь. Он мог бы поговорить с Чамберсом – конечно, не для того, чтобы повлиять на него (об этом не могло быть и речи), но чтобы намекнуть, что информация, которой снабжает их этот человек, представляет большую ценность для полиции и для общества в целом и что если Чамберс будет настаивать на максимально суровом наказании, это не сможет не отразиться на успешной работе полиции и на обществе в целом…
И так далее.
Грязная работенка, но кто-то должен этим заниматься, и к тому же Флайт гордился своей сетью осведомителей. Одна мысль о том, что все может полететь к чертовой матери… Нет, лучше об этом не думать. Ему совсем не хотелось встречаться с Чамберсом, а тем более просить его о чем-либо, особенно после этого фарса с Уоткисом, разыгравшегося на днях в зале суда. Уоткис снова оказался на свободе, трепля языком на каждом углу Ист-Энда и рассказывая гогочущей толпе о том, как дурак констебль сказал ему: «Привет, Томми, что тут опять случилось?» Флайт сильно сомневался, сможет ли Чамберс забыть подобный прокол и не припомнит ли историю ему, Флайту. А, ладно, черт с ним, никуда не денешься, надо побыстрее покончить с неприятным делом.
– Привет, – раздался над его ухом женский голос. Он обернулся и увидел кошачьи глаза и ярко-красные губы Кэт Фаррадэй.
