на это было довольно жутко, и лишь всеобщая ослепленность чарами Циннобера была виною тому, что никто не возмутился опутавшим Кандиду гнусным обманом, не схватил ведьменыша и не бросил его в огонь камина. Вокруг этой пары, на почтительном расстоянии от нее, столпились гости. Лишь князь Варсануф стоял около Кандиды и старался бросать во все стороны исполненные значения и милости взгляды, на которые, однако, никто не обращал особенного внимания. Все глядели только на жениха с невестой и ловили каждое слово Циннобера, а тот время от времени издавал лишь какие-то невнятные звуки, всякий раз вызывавшие у гостей тихое «ах!» величайшего восхищения.
Настало время обменяться обручальными кольцами. Мош Терпин вошел в круг с подносом, на котором сверкали кольца. Он откашлялся…
Циннобер поднялся на носках как можно выше, он доставал невесте почти до локтя… Все замерли в напряженном ожидании… и тут вдруг слышатся чьи-то незнакомые голоса, дверь зала распахивается, вбегает Валтазар, с ним Пульхер… Фабиан!.. Они врываются в круг…
— Что такое, что нужно этим незнакомцам? — восклицают все наперебой…
Князь Варсануф в ужасе вопит:
— Восстание… Мятеж… Стража! — и прыгает за каминный экран.
Мош Терпин узнает Валтазара, уже подступающего к Цинноберу, и кричит:
— Господин студент!.. Вы не в себе… вы сошли с ума?.. Как вы осмелились ворваться сюда во время обручения?.. Люди… гости… слуги… вышвырните этого невежу за дверь!..
Но, не обращая ни на что ни малейшего внимания, Валтазар извлекает лорнетку Проспера и пристально смотрит через нее на голову Циннобера. Словно от удара электричества, Циннобер издает пронзительный кошачий визг, эхо которого разносится по всему залу. Кандида без чувств падает на стул; плотно замкнутый круг гостей рассыпается… Глаза Валтазара отчетливо видят огненно-блестящую полоску волос, он прыгает к Цинноберу, хватает его, тот брыкается, упирается, царапается и кусается.
— Взять… взять! — кричит Валтазар.
И вот Фабиан с Пульхером сжимают малыша так, что тот и шевельнуться не может, а Валтазар уверенно и осторожно хватает багряные волоски, вырывает их одним махом, прыгает к камину, бросает их в огонь, они с треском вспыхивают, раздается оглушительный удар, и тут все словно бы пробуждаются… С трудом поднявшись с земли, Маленький Циннобер стоит и бранится на чем свет стоит, он велит немедленно схватить и бросить в темницу дерзких возмутителей спокойствия, покусившихся на священную особу первого в государстве министра! Но все спрашивают друг друга:
— Откуда взялся этот попрыгунчик?.. Что нужно этому маленькому страшилищу?
А малыш не перестает негодовать, топать ножками и кричать:
— Я министр Циннобер… я министр Циннобер… Зеленокрапчатый тигр с двадцатью пуговицами!
И тогда все разражаются неистовым хохотом. Малыша окружают, мужчины поднимают его и бросают из рук в руки, как мячик; орденские пуговицы отскакивают одна за другой… он теряет шляпу… шпагу… башмаки. Князь Варсануф выходит из-за каминного экрана и присоединяется к толпе. Тогда малыш начинает визжать:
— Князь Варсануф… ваша светлость… спасите своего любимца… своего министра!.. На помощь… на помощь… государство в опасности… Зеленокрапчатый тигр… ай… ай!
Князь бросает на малыша злобный взгляд и затем быстро шагает вперед к двери. Мош Терпин преграждает ему путь, князь хватает профессора, отводит в угол и со сверкающими гневом глазами говорит:
— Вы смеете устраивать глупую комедию своему князю, отцу своего отечества?.. Вы приглашаете меня на обручение своей дочери с моим уважаемым министром Циннобером, а вместо министра я застаю здесь омерзительного урода, которого вы обрядили в блестящее платье!.. Знайте, сударь, что такие шутки пахнут государственной изменой, и я вас строго покарал бы за них, не будь вы полным болваном, которому место в сумасшедшем доме… Я освобождаю вас от должности генерального директора дел, относящихся к природе, и не потерплю больше никаких занятий в моем погребе!.. Adieu!
И он стремглав удалился.
А Мош Терпин, дрожа от злости, бросился на малыша, схватил его за длинные, взъерошенные волосы и потащил к окну.
— Вон отсюда, — кричал он, — вон отсюда, гнусный, паршивый ублюдок, ты бессовестно меня обманул и отнял у меня все счастье жизни!
Он хотел вышвырнуть малыша в открытое окно, но смотритель Зоологического Кабинета, тоже здесь находившийся, подбежал к ним с быстротой молнии, схватил малыша и вырвал его из рук Моша Терпина.
— Остановитесь, — сказал смотритель, — остановитесь, господин профессор, не посягайте на княжескую собственность. Это никакой не урод, a Mycetes Beelzebub… Simia Beelzebub, убежавшая из музея!
— Simia Beelzebub… Simia Beelzebub! — послышалось отовсюду сквозь хохот.
Но, взяв малыша на руки и рассмотрев его, смотритель обескураженно воскликнул:
— Что я вижу!.. Это ведь не Simia Beelzebub, это ведь всего-навсего какой-то уродливый корневичок! Тьфу!.. Тьфу!..
И он швырнул малыша на середину зала. Под громкие насмешки гостей малыш, визжа и рыча, побежал за дверь, затем вниз по лестнице и дальше, дальше — к себе домой, где его не заметил никто из его слуг.
Пока все это происходило в зале, Валтазар удалился в ту комнату, куда, как он увидел, отнесли упавшую в обморок Кандиду. Он бросился к ее ногам, прижал ее руки к своим губам, стал называть ее самыми ласковыми именами. Наконец она очнулась с глубоким вздохом и, увидев Валтазара, в восторге воскликнула:
— Наконец… Наконец ты здесь, любимый мой Валтазар! Ах, я чуть не погибла от тоски и любовной муки!.. И все мне слышалась песня соловья, от звуков которой истекала кровью алая роза!..
Забыв сейчас обо всем на свете, она рассказала, что ее опутал отвратительный сон, что ей казалось, будто к ее сердцу приник какой-то страшный урод, которому она должна была подарить свою любовь, потому что не могла поступить иначе. Этот урод умел притворяться Валтазаром; и когда она усиленно думала о Валтазаре, она знала, что этот урод не Валтазар, но потом ей опять почему-то
